Рр-а-а!

Да он издевается?

— Если ты этого не сделаешь, я тебя укушу, — недовольно проворчала, наконец фокусируя взгляд на хитром прищуре.

Смущённо засмеявшись, он спрятал лицо, склонив голову к её шее, шумно вдыхая аромат волос. Нежно куснул мочку. Поудобней сел. Принялся расстёгивать потайной замок платья.

Красная осточертевшая тряпка, наконец, улетела на пол, составив компанию мужской рубашке.

Обнажённой кожи коснулась прохлада, поднимая дрожинки. Соски напряглись вместе с зависшим лицом Гриши и его потемневшими глазами.

Но эйфория и его хмельное выражение длились недолго.

Нахмурив брови, он неожиданно отстранился. Взгляд прилипчиво принялся блуждать по ключице и левой груди, по тому месту, где неровной отметиной белел шрам. Волнение, пробежавшееся по телу, слизало жар, оставляя после себя лишь пустоту и прохладу. Рука сама накрыла кожу в попытке спрятать шрам. Лена села, опираясь на подушки, потому что Гриша больше не шевелился. Желваки заходили на его смуглом лице. Глаза остекленели, будто парень за мгновение погрузился в сомнамбулический сон.

Отчего-то стало неловко, хотя она никогда не стеснялась своего тела. Андрей, что б ему икалось в эту минуту, никогда и взглядом не давал усомниться в том, что её кожа несовершенна. Даже, наоборот, он фанател от этой витиеватой отметины, говоря, что это особая изюминка Лены.

Сейчас же под застывшим взглядом хотелось сжаться в комок. Пальцы было потянулись за платьем, но, тряхнув головой, Лена лишь неловко заправила мешающий локон и сглотнула.

— Гриша, всё в порядке?

Он отполз, назад прислоняясь спиной к витиеватой раме у ног. Прочистив горло, поднял серьёзные глаза, разглядывая лицо. Прищурил веки, отчего тёплый тягучий мёд застыл на дне зрачков, превращая их в мрачные омуты.

— У тебя фобия огня, — зачем-то вспомнил, безотрывно следя за девичьей мимикой.

— Ну да, — нервно пожав плечами, она ещё сильней смутилась, ничего понимая.

— Расскажи, как это произошло, — не просьба, а самый настоящий приказ.

— Сейчас? — удивлённо, отчаянно пытаясь сообразить, что случилось.

— Да, — твёрдо в ответ и, мотнув подбородоком, бросил: — этот шрам ведь от ожога?

— Ну да… — снова повторила совершенно растерявшись.

Она не знала, что происходит, но разительные перемены в настроении и холод, исходивший сейчас от сидевшего напротив парня, напугал настолько, что она решила ответить на его странный вопрос.

— Шесть лет назад в одном ресторане случился пожар. Меня задело, — поморщившись, прошлась пальцами по занывшей ключице. — Я тебе не нравлюсь такая? — очень-очень жалобно, но она ничего не могла с собой поделать. Подходившая к горлу обида сжимала его тисками, лишая возможности нормально вдохнуть.

— Нравишься, — также твёрдо в ответ, но, продолжая сидеть на месте, он мрачнел с каждой секундой абсолютно опровергая своим видом сказанное. Рот от напряжения побелел, едва разлепив губы, спросил: — как назывался тот ресторан.

— Гриша, я не понимаю к чему эти странные вопросы.

— Ответь.

— Я уже и не помню. Вроде бы — «Игра». Это было так давно…

Услышав название, парень взвинчено подорвался на ноги и не дав договорить тут же бросился к выходу.

— Гриша!

— Подожди меня здесь, мне надо ненадолго отлучиться.

Дверь захлопнулась, окончательно отрезвляя, и Лена, наклонившись, подобрала с пола своё красное платье. Нервно кусая губу в попытке не разреветься как дурочка, она дёргано втискивала себя обратно в наряд.

— Чёртово платье! — запутавшись в складках кое-как просунула голову в нужное отверстие и оглядев пустое пространство всё-таки горько расплакалась.

Она ненавидела реветь. С тех самых пор, как шесть лет, назад вернувшись домой с больницы, увидела в отражении своё обнажённое тело. Тогда хотелось не просто плакать, хотелось истерично выть, раздирая в клочья уродливую кожу. Но уже тогда Лена поняла, что без толку размазывать сопли, если это делу совершенно не поможет. Только действие и только результат. Вот что требовалось, чтобы решить проблему. С тех пор она всегда справлялась со всеми трудностями сама. Как бы тяжело ни было, закусывала губу, брала себя в руки и шуровала в нужном направлении.

И что сейчас?

От непонятной обиды сидит и размазывает эти самые слёзы по прохладным щекам. И из-за кого? Парня?

— Ну уж нет, — фыркнула через пять минут, поднимаясь на ноги, — Андрея хватило с лихвой.

Острый подбородок с упрямством выдвинулся вперёд. Губы до побеления сжались. Смахнув последнюю влажную дорожку, со злостью, подхватила обувь с сумкой и вылетела из комнаты.

— Я не уеду из этого дома, пока не поговорю с ним, — на ходу остервенело напяливая сапоги, периодически прыгая на то на одной ноге, то на другой, она неслась по узкому коридору и ворчала под нос. — А дальше пусть что хочет, то и делает!