Сначала мне показалось, что лодка не утонет. Она была уже довольно далеко от берега. У меня сердце так колотилось, что я подумала, что оно вот-вот лопнет. Но потом, наверное, в трещину пошла вода, потом еще, и лодка резко ушла на дно.

На мгновение в комнате повисла тишина. Даже помощник детектива Мейси перестал кататься в кресле по линолеуму.

— Ты хочешь сказать нам еще что-нибудь, Астер? — спрашивает детектив Холлоуэй.

— Я знаю, что не следовало брать флэшку из комнаты Зоуи и оставлять ее в конюшне, но я никак не могла подумать, что Зоуи ее найдет или что она в ту ночь будет пить. Я не желала смерти Зоуи. Я хотела, чтобы Кейден сознался, извинился перед ней. Я все делала ради Зоуи. Все остальное — это просто паника. Я никогда себе этого не прощу.

— Ты должна мне рассказать.

Я меньше двух суток как вернулась домой. Мама взяла отпуск на пару дней, чтобы побыть со мной. Большую часть расходов на адвокатов покрыл сбор средств, который был организован ею в сети, но она не может позволить себе оставаться дома надолго, чтобы нянчиться со мной. Впрочем, пока все хорошо. Я еще не готова выходить из дома под любопытные взгляды соседей.

Но сейчас поздно, и мама сидит дома, смотрит какой-то сериал, а Кейли — здесь, рядом со мной, возле пожарного выхода. На улице холодно, но не слишком. Мама приготовила нам горячий шоколад — удивительно материнский поступок, — и даже странно потягивать из термоса сладкий молочный напиток вместо привычной водки с соком. Странно, но приятно.

Кейли вздыхает и откидывается головой на кирпичную стену.

— Я хотела, — говорит она после минутного молчания. — Я пыталась убедить тебя приехать домой, чтобы поговорить. Но ты вместо этого поперлась к копам.

— Знаю.

— Ты должна понять — ты ничего не помнила. Несколько месяцев ты не помнила совсем ничего. Мы — Иен, Майк и я — думали, что это и к лучшему. Чтобы ты просто забыла.

— Но потом началось. Я начала вспоминать.

— И у тебя в голове все перепуталось.

— Так просвети меня, Кей. Расскажи, что произошло в новогоднюю ночь.

Кейли делает долгий неторопливый глоток из термоса. Потом закрывает глаза и начинает говорить. Я тоже закрываю глаза, и передо мной проплывает та ночь, словно один из фильмов Кейдена на экране в Уиндермере.

Новогодняя ночь. Мы в квартире Старр, и у меня слипаются глаза. Я слишком сильно и слишком рано напилась. На мне нарядное платье, я лежу, свернувшись калачиком, на потертом синем диване. Кейли сидит передо мной на корточках и пытается запихнуть мои ноги в неуклюжие зимние ботинки. Я сама настояла на том, чтобы пойти в них, чтобы не угробить туфли в снегу, который сегодня замерзнет тонкой корочкой на тротуарах, прежде чем утром кто-нибудь пройдется по ним лопатами и солью.

— Давай, Анна! — говорит она с раздражением в голосе. — Пора гулять.

Я в ответ только мычу.

— Все собираются на пляж. Давай, подруга. У тебя откроется второе дыхание.

Она оставляет попытки натянуть на меня ботинки и садится рядом на диван, потом убирает с моего лица как обычно спутанные волосы и откидывает их за плечо.

— Вы идете?

Это голос Майка. Я моргаю раз, другой, пытаюсь посмотреть на него. Взгляд не фокусируется. Я вижу только размытые контуры рук и подбородка. Кейли начинает смеяться.

— Да, мы идем, — говорит она. — Давай, Анна, надо вставать!

Через пятнадцать минут мы уже на пляже на Кони-Айленде, толпимся на узкой полоске песка между мутной серой водой и скрипучими досками набережной. За нашими спинами, за дорожкой — луна-парк. Аттракционы закрыты и неподвижны. Стоит мороз. На часах где-то около десяти. Для танцев еще слишком рано, а сидеть дома и чего-то ждать уже поздно. Иен прикладывается к бутылке с дешевым виски, потом передает ее Кейли.

Холод не дает мне уснуть, но я еле держусь. Заставляю себя оглядеться. Мы сегодня здесь не одни. В нескольких метрах дальше по пляжу, достаточно далеко, чтобы в свете фонарей вдоль набережной они казались детьми, кучка парней использует старую детскую площадку на песке вместо спортзала, подтягиваясь на турниках и отжимаясь от металлического рельса, врытого в землю. Некоторые лавочки на набережной еще открыты, и люди, несмотря на мороз, лакомятся мороженым. Для купания сейчас не сезон, но пляж не закрыт, если не считать того участка, где мы разбили лагерь. Наша часть пляжа огорожена редкими красными флажками, которые бьются и хлопают на ветру, силясь отпугнуть людей от деревянного причала, костлявым пальцем выдававшегося в океан. Мы не должны быть здесь… Но кому какое дело? Глубокая тень укрывает нас в ночи от пристальных взглядов полицейских и пьянчуг.

— А я пойду искупаюсь! — заявляет Старр; в лунном свете белеют только ее руки и лицо.

Майк фыркает:

— Ты спятила!

— Гляди! — говорит Старр и направляется к причалу.

Но мы на нее не смотрим. У Майка звонит телефон, и он поднимает палец, прося секунду тишины, а потом направляется в сторону детской площадки. Кейли расправляет взятое с собой одеяло, накидывает его на плечи, и они с Иеном плюхаются на песок, обнимаясь и целуясь. Я оставляю их миловаться. На набережной, опершись на перила, стоит паренек из местных. Я его знаю — мы с ним раньше встречались. Его волосы то падают на глаза, то снова открывают лицо, напоминая мне, что он очень даже симпатичный. Кажется, как-то раз прошлой осенью я у него ночевала. Помню, он был очень даже мил. Я бреду по песку в сторону набережной.