Практическим выражением таких настроений был отказ от участия в выборах либо голосование «против». Количество таких фактов было небольшим: так, на выборах в Верховный Совет 12 июня 1966 г. было подано 345 643 голоса против в Совет Союза, а также было выявлено 412 негодных бюллетеней (0,24 % голосовавших), 289 298 голосов против и 381 негодный бюллетень — в Совет национальностей (0,2 %). Некоторые люди отказывались голосовать без объяснений, другие — открыто говорили о причинах своего решения. Так, в Бауманском районе Москвы во время выборов 1966 г. в голосовании не приняли участие 8 избирателей: «Четверо из них отказались голосовать, ссылаясь на то, что им не была предоставлена новая жилая площадь. Двое просто отказались принять участие в голосовании… Один избиратель мотивировал свой отказ тем, что считает неправильным осуждение своего сына. Последний мотивировал свой отказ неправильным присуждением ему выплаты алиментов». На выборах в местные Советы в марте 1969 г. были отказы от голосования «по жилищным мотивам» [1101] (т. е. неудовлетворенность жилищными условиями).

Недовольство со стороны рабочего класса проявлялось в забастовках, которые власти СССР скромно именовали «фактами коллективного отказа от работы». В частности, в 1969 г. в таких акциях приняли участие свыше 1 тыс. чел., в том числе в Белоруссии было пять забастовок (460 человек), на Украине — 11 (350 человек), в Иркутской области — одна (140 человек), в Туркмении — одна (74 человека), в Сахалинской области — три (57 человек). Так, 7 и 8 июля 1969 г. на Минском радиозаводе отказались от работы 280 рабочих участка монтажа шасси телевизора «Горизонт». В Приозерном леспромхозе Архангельской области было 13 случаев невыхода на работу целыми бригадами.

Как выяснили власти, причинами забастовок были нарушения нормирования и оплаты труда, отсутствие нормальных производственных и бытовых условий, а также «перебои в торговле продуктами питания». Причиной невыхода на работу 22 рабочих механосборочного цеха Минского автозавода было «отсутствие в течение двух недель воды в душевой, где они отмывают стеклянную пыль, вредную для здоровья». Администрация Харьковского кожевенного завода № 7 удержала из заработка рабочих от 10 до 40 рублей в связи с перерасходом фонда зарплаты, в результате чего 35 человек отказались приступить к работе. 140 работников Черемховской чулочно-носочной фабрики (Иркутская обл.) не вышли на работу в связи с тем, что им на 7 дней была задержана выдача зарплаты [1102] .

Забастовочная активность стала возрастать в 1979–1980 гг., одной из важнейших причин чего была отмена льготных пенсий, использовавшихся как фактор привлечения работников на производство. В 1980 г. это вызвало отказ от работы на Краснодарском заводе измерительных приборов и Шебекинском химзаводе. Среди других причин забастовок были требования повышения зарплаты, сохранения льготных отпусков, сокращенного рабочего дня, отмены пересмотра норм выработки [1103] . По данным В. Заславского, в конце 1970-х гг. были попытки создания рабочими независимых профсоюзов, однако они были быстро подавлены [1104] .

Требования бастующих были консервативными и сводились к выполнению администрацией своих обещаний и сохранению прежних условий, которые привлекали работников на то или иное предприятие. Как правило, конфликты удавалось быстро прекращать путем переговоров между лидерами и работниками разветвленной социальной инфраструктуры предприятия (партком, профком и др.) [1105] .

Постепенно критические настроения в обществе все более политизировались. Советологи считали, что процент инакомыслящих был значительно выше, чем тот, который проявлял себя во время выборов [1106] . (Действительно, некоторые люди опасались раскрывать свои убеждения даже в ходе анонимного голосования.) На основании социологических данных Б.А. Грушин сделал вывод, что в период правления Л.И. Брежнева критика народом властей приобрела системный характер — произошло ее углубление, обобщение и принципиальное расширение поля объектов [1107] . В высказываниях людей звучало разочарование политикой руководства страны [1108] , неприятие существовавшей системы управления и давался скрытый намек на необходимость решительных изменений в данной области [1109] .

Среди молодой части советского населения усилился отход от приверженности государственной идеологии, распространялись альтернативные направления культуры, реализованные в том числе в рамках рок-движения. В 1970-х гг. последнее приобрело единую прочную структуру, собственную этику, систему символов и мифов. Усиление влияния западной масс-культуры и ее быстрое проникновение в массы советской молодежи отразилось в появлении в СССР в конце 1970-х гг. — практически одновременно с ее возникновением за рубежом — новой «субкультуры» панков [1110] , которая характеризуется особенно сильным выходом ее приверженцев за пределы «государственного поля» (в «гимне» панк-музыки — песне «God Save the Queen» группы «Sex Pistols», впервые прозвучавшей в 1977 г., — королевская власть в Великобритании открыто названа «фашистским режимом»).

Власти с тревогой отмечали рост влияния западной культуры. Выступая на собрании партийного актива в феврале 1975 г., первый секретарь Бауманского райкома КПСС В.Н. Макеев заявил, что «отдельные юноши и девушки копируют наиболее одиозные повадки и манеры своих сверстников на Западе, неопрятностью и цинизмом бросают вызов вкусам и общепринятым нормам социалистического поведения» [1111] (очевидно, говорилось как раз о расширении «субкультур»). В «Справке о недостатках в работе дискотек Оренбургской области», составленной в 1981 г., было отмечено, что руководитель дискотеки Домбаровского района О.Ю. Твердохлеб «увлекается зарубежной музыкой и заявляет, что советские композиторы не умеют писать музыку для молодежи, а из современных ансамблей можно слушать лишь «Машину времени» [1112] .

В «западнизации», с одной стороны, сохранялась «материальная» составляющая — по мнению упомянутого выше партийного чиновника В.Н. Макеева, на некоторых представителей молодежи оказывала «магическое воздействие мишура буржуазного ширпотреба» [1113] . Американский политолог Р. Вессон считал, что «советская молодежь в своей приверженности еде, питью и сексу возможно более гедонистична, чем большинство молодежи на Западе» [1114] . По нашему мнению, это не так — как минимум, из-за отсутствия у большинства представителей молодежи материальных возможностей для «гедонистической» жизни.