Шрифт:
В момент взрыва в замке находились двадцать восемь человек – туристическая группа и сотрудники. Выжили только четверо, и жены Александра среди них не было. Позже оказалось, что в момент теракта она находилась в комнате с охотничьими трофеями. Ее придавило к полу обломками стены и пробило насквозь острыми оленьими рогами. Алена все это время находилась рядом с матерью и видела, как та истекает кровью.
– Она была в сознании и все запомнила, – Александр нервно барабанил пальцами по столешнице, стараясь не смотреть на своих гостей. – Она звала на помощь, кричала, умоляла, но ничего не помогло. Вы представляете, какой ужас в этот момент пережил двенадцатилетний ребенок?
Двенадцатилетнего ребенка уже не было. Что бы ни случилось с Аленой, это произошло в том замке, и в Москву она вернулась совершенно другим существом. Она мучала отца рассказами о смерти его жены, потому что ее это забавляло, сама она уже ничего не чувствовала.
Но говорить об этом Андра не стала. Она продолжала слушать.
– Почему об этом нет никакой информации? – удивилась Полина. – Когда я собирала сведения об Алене, там не было этой истории!
– Да, и я немало заплатил за это. Я хотел, чтобы моя дочь была свободна от этого кошмара, чтобы ей в будущем не приходилось отвечать на десятки бессердечных вопросов, выслушивать нелепые обвинения и безумные теории. Я сделал все так, чтобы смерть ее матери все, кто не был связан с нашей семьей, считали последствиями болезни, а о том, что случилось с моей дочерью, вообще не знали. Самой Алене тоже пришлось несладко – она сильно пострадала, у нее были ушибы, сотрясение мозга, сломаны рука и нога, пробито легкое, повреждены шейные позвонки. Врачи беспокоились, как бы она вообще парализована не осталась, ей пришлось несколько месяцев ходить в этом проклятом ошейнике, пока кости срастались!
В ошейнике, закрывавшем еще свежую линию разреза у нее на шее. Похоже, все было продумано четко, подготовлено даже на уровне медиков.
– Еще и проклятые чехи все усугубили, – поморщился Александр. – Будь они неладны!
– Чем же? – заинтересовалась Полина.
– Они четыре часа не могли пробиться под завалы! Если бы они работали быстрее, может, выживших было бы больше. И моя жена могла оказаться среди них! Я вылетел сразу же, как только узнал об этом, но я ведь не мог добраться туда быстрее спасателей. Когда я прибыл в Чехию, Алена уже была в больнице, а Катя, моя жена, в морге. Вот и вся безобидная поездка.
– Алена сильно изменилась после этого, не так ли? – спросил Доминик.
– А разве она могла не измениться? Она потеряла мать, видела то, что не должен видеть ни один ребенок. Она пережила боль и ужас, она долго восстанавливалась. Конечно, она не могла быть прежней. Я консультировался с психологами, за Аленой постоянно наблюдали специалисты, они говорили мне, что она ведет себя в пределах нормы. Я в это верил… сначала.
– Но только сначала, – указал Сергей. – Когда вы перестали верить?
– Сложно назвать какой-то определенный момент. У меня просто появилось чувство, что с моей дочерью что-то не так, и со временем оно нарастало. Когда она стала молчаливой и замкнутой, я принял это. Мне было тяжело потерять мою огненную птичку, вечно хохочущую Аленушку, но я уважал ее право на горе. Я ждал, когда она успокоится, когда вернется детское веселье. А вместо этого я увидел в ней странную, взрослую жестокость. Она не была девочкой, которая враз повзрослела после трагедии. Ее слова, жесты, взгляды – все это больше подходило человеку, который живет так давно, что уже от всего устал. Она стала жестока с людьми и животными. Она начала добиваться своего любыми способами, и если нужно было идти по головам, у нее это даже сомнений не вызывало. Я пытался обратиться к психологам, но когда они спрашивали у меня, что именно с ней не так, я не мог ничего ответить. «Что-то» – это не ответ. А когда я начинал называть конкретные симптомы, они звучали жалко и неубедительно, я и сам это понимал. Из нас двоих я казался параноиком, а не Алена. Однако я знал, что даже ее увлечение модельным бизнесом не было нормой.
– Почему? – удивилась Полина. – Ваша дочь была очень красива!
– И очень стеснительна. До того случая Алена боялась выступать на публике, она терпеть не могла, когда на нее обращали внимание. Но потом она как с цепи сорвалась: она искала это внимание, упивалась им. Я не мог понять, зачем, ведь ей было плевать на мнение людей. Да я много чего больше не мог понять и не пытался. Я дал ей свободу, она могла делать что хочет, я ни за что не осуждал ее.
– Как она относилась к вам?
– Так же, как к остальным – я был для нее пустым местом. Когда за нами кто-то наблюдал, она ворковала со мной, делала фотографии, которые потом выкладывала в интернет. Но в ее статусах, посвященных мне в соцсетях, было больше добра, чем я слышал от нее за эти семь лет, когда мы оставались наедине.
Потому что эти записи видели другие. Существо, притворявшееся Аленой, мастерски играло свою роль. Оно жило только ожиданием, однако ничем не выдавало себя.
Семь лет – это долгий срок, но и он объясним. Иван сказал, что существу, занявшему тело Алены, нужно было время, чтобы полностью слиться с организмом «хозяйки» и накопить силу для такого удара. Да и потом, неизвестно, сколько готовились его сообщники. Их терпение окупилось сполна: атака, проведенная Аленой, пока была самой массовой и эффективной.
Андра постепенно начинала понимать, как работали их противники. В основе всего был культ Безымянных, одного или нескольких. Этот культ наверняка существовал веками, но ничем не отличался от любой другой секты, пока у него не появился сильный лидер. Тот, кто был способен вернуть древние чары, провести ритуалы и не испугаться крови. Роль личности в истории – вот она, идеальный пример. Он связался с покровителями культа, вымолил у них поддержку, получил обещание безграничной власти, если он сумеет им помочь, и стал готовиться.