Вихрем ворвавшись в выкопанное убежище, я задвинул за собой плиту спрессованной земли и рванул вниз, перепрыгивая через ступеньки. Браслет раскалился настолько, что я едва сдерживался, чтобы не орать от боли — пространственная складка попросту не была предназначена для хранения настолько насыщенных энергией предметов. Собственно, энергию она спокойно выпускала наружу — из браслета била такая мощная струя Ци, что я на ходу перехватывал едва треть, тут же втягивая её в себя. Остальное рассеивалось вокруг, сопровождая меня мощным шлейфом. И, судя по тому, как нагрелся артефакт, ещё немного — и могут произойти непредсказуемые события, которые вряд ли мне понравятся. Например, складка схлопнется и мне оторвёт руку ко всем чертям.

К счастью, уже почти всё. Оказавшись в гроте, я подбежал к той кривой постройке, что до сих пор величаво возвышалась в центре. Протиснувшись внутрь, одним движением высвободил все накопители из браслета, после чего, матерясь, сорвал раскаленный браслет, случайно прищемив пальцы и таки заорав от боли.

— [Цензура]! — не удержавшись, рявкнул я и, просунув руку наружу, запустил чёртовым браслетом в стену грота. Рассмотрев руку при скудном свете от светящихся символов на стенах, я с удивлением отметил лишь красную полоску с парочкой небольших волдырей, хотя из-за той гаммы ощущений, что успел ощутить по дороге сюда, ожидал, что там уже мясо шкворчит, поджариваясь. Поморщившись от боли, перешедшей из разряда «как не заорать» в разряд «тупая, ноющая и не собирающаяся прекращаться», я глубоко вдохнул, успокаиваясь.

Не прислоняясь к стенам, от греха подальше — у меня всё еще имелись огромные вопросы к устойчивости построенной конструкции, — я уселся прямо в центре полого куба и вновь начал медитировать. Накопители, разбросанные по полу, щедро отдавали накопленную в буре энергию, и часть рассеивалась внутри куба — я при всём желании не мог поглотить весь поток. Уже вскоре установилось хрупкое равновесие: фон повысился, артефакты слегка снизили отдачу, позволяя мне перехватывать большую часть выделяющейся Ци, а стены, пол и потолок, собранные из кубов-артефактов аналогичного типа, поглощали остатки. Несмотря на низкое качество, мои личные кубы оказались вполне эффективны — объем и масса в данном случае многое решали, а они тут были более чем внушительны. Пара-тройка тонн, не меньше. Да, часть просачивалась вовне, но всё же это были считанные крохи.

Всё это — и конструкция из самодельных накопителей, и само убежище, выкопанное настолько глубоко, служили одной-единственной цели — снизить паразитные потери от повышенной плотности Ци, которую я здесь устроил, и позволить им успеть рассеяться до того момента, как они достигнут поверхности. Ну и немного повысить эффективность медитации, не без этого.

Не уверен, что это было так уж необходимо, но лучше перестраховаться. Всё же одно дело — сутки проторчать возле эпицентра бури, куда ни один Хиатус в здравом уме не сунется. И совсем другое — усесться посреди степи, чтобы освоить куда менее мощный поток из артефактов после того, как буря закончится. Все разбежавшиеся от испуга звери придут на этот яркий и кажущийся безопасным маяк, чтобы посмотреть, что это там такое интересное.

А я и так привлёк к этому месту чересчур много внимания.

— Ну и просидел я в этом гроте следующие три дня без сна и отдыха, пока артефакты окончательно не исчерпались. Увы, чуть-чуть до следующего ранга не хватило. Пришлось немного отклониться по дороге назад и снова заскочить в Амаран, где я за полгода добил Закалку до Платины, — закончил я, крутя в руках бокал с так полюбившимся мне в прошлый раз вином от семьи Ноко.

Собеседники в лице Диомеды и Церетеуса с ошарашенными лицами внимали моей истории. Наконец, последний с силой потёр глаза, словно пытаясь развидеть мою довольную рожу, недавно заявившуюся к ним на порог. Я никуда не исчез, и он тяжело вздохнул:

— Честно, не знаю, что сказать. Я думал, это у нас новости, но по сравнению с тобой они как-то… гм… меркнут.

— А у вас что за новости? — тут же посерьезнел я.

— Война, — лаконично ответил гертэн. — Вообще, она уже год как началась, но до сих пор идет в достаточно вялом формате. Первое же полноценное сражение обернулось большими потерями с обеих сторон, так что теперь мы оба зализываем раны, обучаем новых бойцов и пробуем друг друга на зуб в пограничье. Диомеда взялась за ум: всё время, пока тебя не было, то училась без перерыва, то ездила по ближайшим подконтрольным Очагам, чтобы до Золота дорасти.

— Много осталось? — повернулся я к девушке, которую весь вечер бросало из радости в уныние. Радость — от встречи после долгой разлуки, уныние — от осознания того, что теперь она окончательно отстала от меня.

— Дохрена, — хмуро ответила девушка. — Года два-три в таком же ритме, не меньше — и это с учетом того, что я не только из Очагов не вылезаю, но еще и зельями вроде Духовной Ноши заливаюсь. Тебе вообще повезло, что ты меня застал дома, я через несколько дней собиралась снова в путь.

Я лишь вздохнул:

— Извини. Но ты же понимаешь…

— Нет, ты тут вообще ни при чем, — внезапно перебила меня Диомеда. — Ну… точнее, не совсем. В основном я рву жилы из-за войны. Меня не пустят в битву, пока всё не станет совсем плохо или пока я не стану Заклинателем. Но сейчас у нас с Аусами паритет, и тянуться это может годы, пока у кого-то из соперников не появится несколько резко выделяющихся фигур…

— … а если ты дорастешь до Золота перед следующим этапом, то вполне потянешь на такую фигуру, — кивнул я.