Я с трудом помню, как меня били на стоянке общаги, но «привет» от Анастасии Эдуардовны звенел в ушах, не стихая. Я ж даже задумался над тем, чтобы Асю снова к себе подпустить, которая дежурила у моей кровати. Только даже в отместку Царёвой не смог. От близости Аси выворачивало с удвоенной силой. Прогнал. Хотя скорее она сама поняла и ушла. Лишь спросила:

— Любишь?

Молчал. А что сказать? Люблю — не точно. Ненавижу — неверно.

Жду — вот мой ответ.

Жду, когда перестанет щемить внутри. Жду, когда воспоминания улетучатся из моей памяти. Жду, когда перестану искать ее тело рядом с собой во сне.

А по итогу, просто жду ее появления.

Но она не приходила. Ни вчера. Ни сегодня. Ни завтра.

В универе тоже не появлялась. Хотя не знаю, зачем туда приперся я сам. У меня была справка освобождение от занятий после больницы.

Понимание, что всё — конец нашей истории, било не жалея. Горел в аду тоски и непонимания.

А потом появился Зорин. Пьяный.

И мозги мои заново встряхнул.

— Вот смотрю я на тебя, Громов, и не понимаю, что с тобой ни так? Девушка из-за него жизнью рискует, а он…

Пока въехал в пьяные речи Ника, голова снова разболелась. Подхватил парней и в родной город Насти помчался, читая по дороге новостную ленту, которая пестрила фотографиями семьи Царёвых.

Рома, Ян, Гордей и Демьян охранников раскидали, а я с мамой Насти поговорил. А потом на место ее казни рванул.

Когда мы с парнями подъехали ближе, Настя уже летела в воду.

Я с машины вылетел на ходу. Перемахнул через ограждение моста и, не задумываясь, полетел за ней. А подплыв в тому месту, куда Настя сеганула, принялся звать ее как ненормальный и нырять раз за разом. Но она не отзывалась. Голос сорвал, а ее не нашел.

Насть… Черт… Где же ты? Девчонка сумасшедшая…

Тут высота несколько метров… Твою ж…

Ненормальная. Какая же ты всё-таки идиотка!

Нашел ее под двухметровой толщей воды Демьян. Я из-за сломанных ребер не смог так глубоко нырнуть. Бездыханную ее вместе с Демой вытащили на берег. Ей перестало хватать воздуха.

— Если она не выживет… — воплю, обнимая ее, но парни отпихивают меня от нее.

Мне кажется, я сам не дышал, пока не услышал ее кашель и «все хорошо» Гордея, который откачал ее.

А дальше всё на уровне ощущений.

Мокрая. Холодная.

Ее руки судорожно сжимающие мою футболку.

Дикий страх и боль в ее глазах.

— Больно! — вскрикивает, когда Гордей ощупывает ее.

По лицу Гора и его чертыханиям понял, что она повредила ногу.

Дорога до больницы, приемный покой и операционная. Два часа я бился лбом о стену, ожидая хоть каких известий.

— Операция прошла успешно, — осчастливила меня медсестра.

А потом еще шесть часов в коридоре, ожидая, когда меня пропустят к ней в палату.

И вот я вижу ее, и меня накрывает упоительное осознание, что я снова живу… А потом снова зацикливает страх потерять ее… Подхожу к ее кровати и беру за руку… Больше не отпущу.

А потом просто сползаю обессиленно по стене. Устал.

Меня так и вырубило на полу около ее кровати.

— Зверюга, лапу убери и свали отсюда.

Моя Настя очнулась.

Настя

От Богдановой к начальнику охраны уже вышла не я, а Ася. Села в машину, и он отвёз ее в квартиру Зорина. Откуда Катя предварительно выманила Ника. И пока они обсуждали в кафе отъезд Катюхи в Америку и нашу будущую свадьбу, я в квартире Маши ждала документов от дяди Саши. Тест ДНК хранился у отца в кабинете и пихался мне под нос при каждом моем недостойном поведении.

Я не собиралась втаптывать имя отца в грязь, не собиралась рассказывать об избиениях и издевательствах. Я всего лишь хотела избавиться от фамилии Царёва.

Я хочу просто быть Настей.

Не дочкой мэра. Не женой Зорина.

Новости о дочери-подделке разлетелись по интернету со скоростью света. Мне было достаточно только передать документы журналисту. Что это сделала я, отец догадался сразу, поэтому отправил на поиски своих ищеек. Николаю за то, что я сбежала, точно влетело, что меня очень радовало. Вечно прятаться я не собиралась. Мне просто нужно было время, чтобы отец разрулил эту ситуацию. Признал перед прессой, что я не его дочь. И тогда я смогла бы спокойно от него уйти, а он без вреда для своей карьеры отказаться от меня. И по интервью отца так и было. Он говорил, что любил и воспитывал меня как родную, хотя всегда знал, что я ребенок другого мужчины. Только вот это было только для общественности. А для меня были совсем другие слова:

— Родилась как Царёва, как Царёва и умрёшь.

Когда писала сообщение Никите под диктовку отца, поняла, что я не учла безумное желание Эдуарда Царева остаться у власти. Даже факт моего не родства с ним он решил обыграть в свою пользу.

Ник: Я люблю тебя, Никита. А ты, как оказалось, любил только должность моего папы. Даже моя ложь о беременности не удержала меня рядом с тобой. Я не смогу жить без тебя. Прощай. Вини в моей смерти только себя.

— Я бы такого не написала, — сказала я отцу. — Зачем тебе это? Почему не можешь отпустить меня?