Утром отсюда одна за одной отходят ракеты на подводных крыльях, которые развозят по дельте Днепра на островки, которых не сосчитать.

Некоторое время я просто смотрю на противоположные берег. Там заводы, там производственные территории, где ремонтируют суда. Тоже старое предприятие, история которого насчитывает более двухсот лет.

Люблю ли я новое? Разумеется.

Но в старом всегда есть что-то такое, что не дает пройти мимо. Просто хочется остановиться и прислушаться, почувствовать, как бьется никому невидимое сердце прошлого.

Под черным апрельским небом и правда становится спокойнее. Я пытаюсь понять, почему до этого так накрыло? В общем-то, можно все списать на творческую безалаберность. Придумал, оттарабанил Игорёхе идею, и… выскочило из головы. Просто надо память тренировать, а не убиваться, как девица, которую не взяли замуж… тридцать раз.

Деньги!

Понимаю, что бесчеловечно затупил, так и не переведя денег Игорю. Да уж, однозначно буду подниматься назад - зайду в круглосуточную аптеку, она как раз неподалеку от дома. Куплю витаминов для мозга, а то вскоре забуду собственное имя. Надо и правда сделать передышку, когда поеду во Львов. Пусть будет пять дней пьянства и креативного безделья. Игорь обещал к тому же какую-то маленькую поездку в Карпаты.

Пытаясь пристроить стаканчик на перилах, одновременно достаю из кармана мобильный. Словно по закону подлости пальцы вздрагивают, смартфон коварно выскакивает и летит на землю. Я кидаюсь за ним в надежде поймать. Вдох останавливается на середине, с губ срывается матерный выдох-шёпот…

И тут же смартфон оказывается у меня практически перед носом. Его сжимают длинные гибкие пальцы.

– Осторожнее, Антон Владимирович, - произносят низким приятным голосом.
– Так можно и себя потерять.

Я поднимаю глаза.

У незнакомца белые, как известняк, волосы длиной до обтянутых чёрной рубашкой плеч. Да и вся одежда чёрная. И не холодно так? Черты лица резкие, кожа гладкая-гладкая — ни морщинки, ни складочки. Глаза очень светлые, бесцветные. Скорее всего, серые, но странно неподвижные, как будто передо мной не человек, а каменная статуя. Прямой нос, губы скорее узкие, чем то, что принято считать «нормальными». Левое ухо проколото — серьга в виде стального якорька.

А ещё от него исходит что-то такое, что хочется сделать шаг назад и затаиться.

Надо сказать спасибо, но вместо этого с губ срывается:

– Кто вы?

Те, о ком не знает Антон Шуткач

8 лет назад

Я киваю, хватаю за рукав раскрывшего рот Ябо и тяну за собой.

На кухне царит образцовый порядок, из чего можно понять: здесь работают, а не едят. На столе стоит включённый ноутбук, рядом пепельница и раскрытая пачка сигарет.

Садимся есть молча. Чех делает вид, что очень занят, но при этом бросает задумчивые взгляды на Ябо. Тот явно это видит, однако продолжает налегать на колбасу. Я стараюсь казаться спокойным, однако всё время сижу в напряжении, опасаясь, что Ябо вновь примется за свои штучки. Пристальное внимание он воспринимает как прямую угрозу, после чего угроза тут же устраняется, но появляется свеженький труп.

С Чехом дело обстоит куда сложнее: это не случайный незнакомец, а мой друг и в каком-смысле начальник. Если завяжется драка, ничем хорошим это не закончится. Кстати, спокойствие Чеха меня беспокоит не меньше. Не так реагируют на ввалившееся среди ночи в ваш дом существо, которое до этого можно было только вообразить больным мозгом.

Нет, я уже прекрасно понял, что Чех что-то знает. Мой сбивчивый рассказ по телефону его как-то не особо удивил. Было ощущение, что его волновал не вопрос: «Что за чертовщина творится?», а скорее другой: «Почему эта чертовщина творится с тобой, Дима?»

Доев, Ябо сообщает, что хочет спать. Обыденно, словно приехал в гости к родному дядюшке.

— Сейчас, — глухо отзывается Чех, встает из-за стола и шагает в гостиную. — Идём.

Когда они исчезают, я вздыхаю спокойнее. Протягиваю руку, беру пачку сигарет и зажигалку. Вообще-то не курю, но сейчас не повредит. Делаю затяжку и с непривычки закашливаюсь. Всегда вызывает диссонанс, что при таком холёном виде Чех жалует столь ядрёное курево. Голова чуть идет кругом, зато пропадает неразбериха из мыслей.

Чех возвращается и бросает на меня хмурый взгляд, без разговоров отбирает зажигалку и пачку.

— Ну и?

Кратко, но с такой интонацией, что сразу понимаю: пока я не расскажу всё от и до, меня не отпустят.

Он садится напротив, снимает очки и потирает переносицу, всем видом показывая, что готов слушать хоть до рассвета.

Я смотрю на тлеющий кончик сигареты. Маленький огонёк, а может натворить сколько бед. Так же, как Солнышко.

— У меня была командировка в Ужгород. Бумаги там всякие, документация. Ерунда, в общем. Добрянский поймал меня, вручил документы на музейное мероприятие и велел прыгать в поезд.