— В… в моей комнате… мёртвый человек… которого бог не забрал к себе… — пролепетал я, прижимаясь к стене. — И… и он живёт в шкафу… и… и будет медленно есть меня… кусочек за кусочком…

— За мной шагом марш! — скомандовал дедушка, и, резко развернувшись, направился в свою комнату.

Я помаршировал следом, стараясь тянуть носок и чётким движением вскидывать руки, как он учил меня.

В комнате командир Кесслер подошел к стене, на которой висели его охотничьи трофеи, и снял со стойки старинное ружье. Держа его в руках, он выглядел настоящим героем, готовым сразиться с любым чудовищем. Вместе с ним, казалось, всё страшное испугалось и спряталось.

Моя комната, которая еще недавно казалась мне полной ужаса, снова стала маленьким, уютным царством.

— Как видишь, никого, — спокойно произнес дедушка, оглядывая комнату.

— Но… но из шкафа… доносился грохот… — робко сказал я, все еще немного опасаясь.

Дедушка решительно подошел к шкафу и резко распахнул его дверцы. Я осторожно выглядывал из-за его спины, пытаясь рассмотреть, что там внутри. В шкафу было темно и пахло старыми вещами. Затем дедушка повернул ружье прикладом к себе и ударил им внутрь шкафа. Неужели все-таки Джон был прав, и там действительно кто-то был?

Он наклонился и, нахмурившись, вытащил за хвост… мертвую крысу. Я брезгливо поморщился.

— Вот твой призрак с пустыми глазами, — шутливо покряхтел дедушка, бросая крысу в ведро для мусора. — И запомни, внучек, нет никаких призраков. Когда человек умирает, он исчезает с этого света. За свою жизнь я ни разу не видел ни одного.

Эдвард Кесслер развернулся и направился к двери, бормоча что-то себе под нос. Я не сразу услышал его слова, а уже когда он почти вышел из комнаты, смог разобрать:

— Рожала-рожала… а наследника родила только единственного… и то трусишку…

Через шесть дней на моём столе лежало нераспечатанное письмо с особняка Кесслер. Несколько часов я украдкой бросал на него взгляды, ощущая, как в груди нарастает смутное беспокойство. Незнакомый, острый почерк адреса интриговал и пугал одновременно. За это время я успел перебрать в голове десятки вариантов содержания письма, от самых радужных до самых мрачных, и от этого ожидание становилось еще более невыносимым.

Моё терпение наконец лопнуло. Дрожащими пальцами я взял конверт. Плотная, дорогая бумага ощущалась прохладной на ощупь. Внутри что-то хрустнуло – вероятно, сургучная печать. Машинально, почти не осознавая своих действий, я достал из ящика стола небольшой перочинный нож, поддел им запечатанный край конверта и аккуратно вскрыл его. Изнутри я извлек несколько сложенных листов, тяжелых от обилия чернил. Они источали едва уловимый аромат, смесь запаха старой бумаги и каких-то незнакомых, слегка терпких духов. С замиранием сердца я развернул первый лист…

«Малышка Фике,

Очень странно читать от тебя письмо с подобными просьбами, но, должна признать, ты попала в точку. Мне действительно нужна была работа, и твоя помощь оказалась как нельзя кстати. Следуя твоим советам, а также вооружившись рекомендацией от новых владельцев дома Арним, я отправилась прямиком к Кесслерам.

Сказать по правде, я изначально рассчитывала на своё прежнее место. Но, увы, гофмейстерина у них уже имеется. К счастью, госпожа Арним не пожалела средств на мое образование, и это сыграло решающую роль. Госпожа Кесслер, оценив мои знания и навыки, предложила мне должность няни для своего новорожденного внука, Франца. По сути, мои обязанности гораздо шире, чем у обычной няни. Я должна заботиться о малыше, как родная мать. Круглосуточно. Представь себе, сама Хелла Кесслер, мать ребенка, совершенно не интересуется сыном. Она отказалась от любых материнских обязанностей.

Бедняжка Хелла... Она целыми днями лежит в постели, отвернувшись к стене, погруженная в какую-то глубокую меланхолию. От нее уже исходит запах немытого тела. Волосы спутались, она не прикасается к расческе. Никого к себе не подпускает, даже служанку. И на дитя смотреть не желает, словно этот маленький Франц – не ее плоть и кровь, а чужой, нежеланный ребенок.

Меж тем, малыш Франц — вполне славный крепыш. Удивительно, но он очень похож на свою бабушку Клэр. И, что еще более поразительно, улыбается он только ей.

Что касается твоей просьбы… я, конечно, постараюсь ее выполнить. Но не могу обещать, что у меня получится раздобыть какую-либо информацию. Все дело в том, что моя работа сосредоточена исключительно в детской. Я практически не покидаю пределов этой комнаты.

Дом у Кесслеров огромный, словно лабиринт. В нем легко заблудиться. Слуг почти не видно и не слышно. Они появляются бесшумно, словно мыши, быстро наводят порядок и так же незаметно исчезают.