С цианидом повезло не больше. Регистрация ядов была бы прекрасным и ценным мероприятием, если бы существовала хоть какая-то уверенность в том, что расписывавшиеся не просто выдумывали имена и цели от ветра своей головы. Если у вас есть подозреваемый, и против него уже складывается солидное дело, то можно заманить его в ловушку, доказав подделку подписи с помощью эксперта по почеркам (против которого защита, само собой, представит столь же выдающегося конкурента), но как источник столь необходимых зацепок эта система безнадежна.

Маршалл лично с угрюмым беспокойством проверил пару реестров и притомился от количества людей в Лос-Анджелесе, которых тревожат крысы, так что им нужен мышьяк. Однако ему понравилась запись, подписанная “Джордж Спелвин” и упоминавшая не крыс, а “мышек”. Он недоумевал, какой артист со столь жестоким чувством юмора решил избавиться от своих лишних девочек, и даже понадеялся, что столь пикантное дело ещё выпадет на его долю Но нигде не было и следа имён, как-либо связанных с Хилари Фоулксом, не считая, само собой, картеровского цианида. (Его тоже приобрела Бернис, по-видимому, эффективно охранявшая мужа от таких отвлекающих мелочей, как поход по магазинам.)

Когда зазвонил телефон, Маршалл уже рычал, зарывшись в собственную несуществующую бороду.

— Это Бориджян, — услышал он, подняв трубку. — Думаю, у меня есть наводка на ту вашу бомбу. Не можете сейчас зайти в тюрьму?

— Буду, — пообещал Маршалл. Любая свежая зацепка радовала. И ему нужно было проветрить голову.

— Я тут подумал, — пояснил Бориджян, поприветствовав его, — и мне показалось, что тот, кто эту бомбу делал, как-то очень знакомо закреплял запал. А вчера вечером я пил пиво в “Удачном уголке”, там наяривало буги-вуги, и я вдруг дотумкал. Луи Шалк. Помните дело Аустерлица?

Маршалл кивнул.

— Эта бомба вышла из рук Луи, хотя остроумный стабилизатор и сбил меня с толку. И у неё предохранители закреплены как раз в его духе. Так что я решил побеседовать с мистером Шалком.

— Как вы его разговорили?

— В последнее время разошёлся наш Луи. Он хороший химик, и есть немало улик, что он подделывал чернила. Так что мы заграбастали его и пообещали, что передадим федералам, если он не сознается.

— И он сознался?

— Не знаю, — нахмурился Бориджян. — Поговорите сами, лейтенант.

Получасом позже Маршалл не узнал ничего нового, кроме интересных данных о том, как пристрастие к дешёвому вину может превратить многообещающего химика в гнусного преступника. Луи Шалк был невысок, худ и сед. В его бледно-голубых глаза почти не мелькал ум, но искусные руки принадлежали хорошему ремесленнику.

— Честное слово, лейтенант, — в седьмой раз повторял он, — это всё, что я знаю.

— В письме не было ничего, кроме стодолларовой купюры и инструкций?

— Да.

— Ещё раз повторите их.

— Я должен был положить готовую бомбу и указания по её установке в почтовый ящик на углу Седьмой и Главного. И послать ключ до востребования. Потом получить ещё сотню. Я так и сделал.

— Подписи в письме не было?

— Нет.

— А шрифт помните?

— Зачем? Пишущая машинка есть пишущая машинка, не так ли?

Маршалл безнадежно пожал плечамо.

— И вы согласились на эти условия?

— А что? Много кому нужны бомбы, но они не хотят, чтобы вы знали, кто они, верно?

— И часто вы получаете такие заказы?

Тонкие губы Шалка сжались.

— Вы взяли меня только по этому обвинением.

— Ладно. Я так понимаю, что это означает “Да”, но у вас есть конституционные права. Так. И как люди узнают про вашу… профессию?

Шалк хранил молчание.

— Эй, лейтенант, — вставил сержант Бориджян, — про Луи все знают.

— Да, но не в тех кругах, которые меня интересуют. Так, ещё одна попытка. Скажите, Шальк: на чьё имя был послан ключ?

Бориджян неодобрительно хмыкнул.

— Вы же не думаете, что он назвал бы своё настоящее имя?

— Нет. Но фальшивка, которую выбирает человека, может быть не менее показательна, чем его настоящее имя. Как оно звучало, Шалк?

Луи Шалк нахмурился, пытаясь вспомнить.

— Точно, — наконец, проговорил он. — Доктор Гарт Дерринджер.

Пока Маршалл ругался, его глаза остановились на адресе, по которому взяли Шалка. Внезапно он прекратил самовыражаться, а лицо его выразило едва ли не удовольствие. Вот и зацепка. Что-то совпало.