Шрифт:
Первым нашу «борьбу» не вывозит кресло. Пошатнувшись, оно отъезжает назад к шкафу, а затем и вовсе дико скрипит пружинами. Спинка медленно опускается, и мы просто теряем равновесие.
С лютым грохотом я падаю на пол и сильно ударяюсь затылком, даже искры сыплются из глаз, сверху на меня приземляется чертовка Настя с задранной на талию юбкой, а кресло просто рассыпается.
Колесики отдельно, сидение отдельно, а у меня под лопатками остается только мягкая спинка.
Дебильная ситуация, которая вообще никак не должна была произойти!
— Пиздец вы забавляетесь! — голос Миланы прокатывается под потолком моего кабинета.
Настя тут же вздрагивает и вскакивает с меня, оправляет юбку поспешно и переводит сбившееся дыхание. На коленях сучки кровь. Так ей и надо, паразитке!
— Дашуль, ну это уже ни в какие ворота! — Милана разводит руками. — У них тут такая страсть, что даже кресла ломаются!
Я все еще лежу на полу и смотрю на свою жену. Она вся бледная, под глазами большие круги от недосыпа, в светлых радужках застыла пустота.
Ни разочарование, ни боль, ни злость.
Пустота.
И это самое страшное.
Глава 40
Я просто теряю дар речи, когда кресло противно хрустит и Рома вместе со своей грязной девкой падает на пол.
Как вовремя мы с Миланой зашли! Застали самое интересное. Конечно, я бы не хотела лицезреть Настину задницу в ажурных стрингах… но само падение было эпичным.
Даже кресло не выдержало их страстной и волшебной любви!
А я еще и приперлась сюда на разговор, как дура. Ну какая идиотка…
Медленно выдыхаю через рот, легкие обжигает горячей волной разочарования.
«Нет, ну это точно финальная точка в наших с Ромой отношениях, больше и думать не о чем!» — в который раз вторит мой внутренний голос.
Качаю головой, а взгляд случайно падает на Ромкин стол.
Замечаю белую длинную коробочку с синей крышкой.
Сердце покрывается трещинами.
Это что, тест на беременность?
У меня предательски кружится голова и под коленками дрожат поджилки. Еще бы не хватало сейчас упасть рядом с Ромой на пол и потерять сознание.
Хочется сказать что-то колкое, обидное, выплюнуть какую-то гадость в адрес Насти и Ромы, но у меня нет слов.
Просто нет слов.
Поэтому я беру себя в руки и гордо поднимаю голову вверх.
— Даш, я все объясню! Это не то, что ты подумала! — трещит голос моего мужа, когда я срываюсь с места, чтобы покинуть его кабинет.
Мне дышать просто нечем. И возмущению нет предела.
Не то, что я подумала… ага, как же. Какая нелепая, глупая отмазка! Из всех отмазок именно она звучит дебильнее всех!
Я застала их в кабинете, эта курица Настя сидела верхом на моем Роме, ее юбка была задрана прямо на талию, а он говорит, что это не то, о чем я подумала.
— Даша! — Рома идет за мной.
Я утираю невидимые слезы. Нет, я не плачу, потому что больше нет никаких сил на это.
— Что? — резко поворачиваюсь к моему предателю и смотрю в его глаза.
— Даш, она сама на меня залезла. Честное слово, у меня с ней ничего не было!
— Хватит!
— Даша, я тебя люблю, а не ее. Мне она не нужна, Даш.
— Свои сказки будешь рассказывать другим дурочкам. Я уже сыта по горло! И знаешь, я больше ждать не буду! В понедельник я подаю на развод, и плевать мне на твои сделки, на твое будущее, на твоих любовниц! Хоть толпами их води в наш дом и имей на нашей постели!
— Даш, послушай…
Я просто взрываюсь. Злость как лава из вулкана льется из меня. И я ничего лучше не придумываю, чем просто зарядить Ромке звонкую пощечину.
Его щека моментально краснеет.
И хоть выдерживает мой удар он даже не вздрогнув, я уверена, что вмазала предателю сильно.
— В себе разберись, Ром, — строго чеканю я.
Высшие силы ко мне лицом поворачиваются, и двери лифта распахиваются.
— И не ходи за мной! Понял? — демонстративно задираю нос, прежде чем вскрыться от глаз наглого изменщика.
Сколько уже можно терзать мою душу?
Я же не железная в конце концов! Просто дурочка… больная дурочка, которая помешалась со своей любовью, что все преграды должна преодолеть и восторжествовать.
Пока я слезы лью и жду, Настя действует. И у нее, видимо, скоро будет ребенок от моего мужа. Я не видела, положительный ли тест лежал на столе у Ромы, но разве она принесла бы его, будь он отрицательным?