Устало трет лоб свободной рукой, заправляет за ухо локоны волос и распахивает глаза. В приглушенном свете ее морщинки видны отчетливо и ярко.

Замечает меня и слабо улыбается:

— Не спишь?

Стрелки настенных часов ползут к двум ночи.

— Куда уж там, — бурчу себе под нос и прохожу к столешнице.

Беру стакан и наливаю себе воды с лимоном из графина. Делаю глоток и морщусь от кисловатого привкуса.

— Вина хочешь? — тихо интересуется Аграфена Григорьевна за моей спиной.

Замираю, уперевшись потерянным взглядом в стену. Перед глазами все плывет от внезапно нахлынувших слез.

Сегодня внутри меня что-то окончательно сломалось.

Я не та женщина, ради которой Рома готов на подвиги. Не та, за кого он будет драться и сражаться. Не та, кого он действительно всегда любил.

Маски сорваны.

Меня покорил он совсем другим. Спокойной размеренной силой, романтичными песнями под гитару, громкими признаниями в любви и обещанием, что я всегда буду его светлым ангелом.

В итоге мой муж легко от меня отказался. И мне остается только принять его выбор и, наконец, подать на развод без ожидания чудес и веры в лучшее.

— Дашуль…

— Я буду вино, — перебиваю свекровь и распахиваю дверцу шкафчика, чтобы достать себе фужер.

Все равно я не усну сегодня. Собственные мысли меня доканают окончательно, и лучше уж расслабиться парой бокальчиков хорошего вина, чем напряженно и тревожно снова и снова кормить своих тараканов домыслами и догадками.

Подхожу к столу и наливаю себе белый напиток с шипящими пузырьками. С изумлением осознаю, что Аграфена Григорьевна уже пол бутылки в одно лицо уговорила.

— Я никогда еще не чувствовала себя такой одинокой, как сейчас, — печально улыбается моя свекровь, на меня не смотрит. — Раньше меня спасала мысль, что Рома счастлив с тобой, а теперь…

— Теперь он будет счастлив с Настенькой, — ядовито прыскаю я и усаживаюсь за стол.

Аграфена Григорьевна задумчиво хмыкает и качает головой.

— Не будет он с Настенькой. Я ему не позволю.

— Смешно, — угрюмо выдаю я.

Моя свекровь не из тех женщин, которые никак не могут оторвать сыночку от груди и отпустить в свободную взрослую жизнь. А тут такие громкие слова…

Как можно запретить взрослому мужику жить свою жизнь?

— Вам бы сесть и поговорить. Не нужна ему Настя. Он ведь тебя сюда привез, чтобы защитить, ему не пофиг на тебя!

— А я уверена, что ему пофиг, — пожимаю плечами и делаю первый глоток сладкого игристого напитка.

Приятное послевкусие прокатывается по языку, и я даже веки прикрываю.

— Что тебе будет стоить один разговор по душам? — с хитрой улыбкой интересуется Аграфена Григорьевна. — Знаешь сколько у меня с Толиком разговоров было! Я даже думала, что смогу его простить после долгих лет лжи.

— Но все закончилось разводом. Разговоры не помогли! — развожу руками.

— Потому что Толик засранец. А Рома…

Я ехидно прищуриваюсь.

— А Рома готов на все ради своей настоящей любви. Даже дрался за нее в школе! — пряча обиду, говорю я.

— И ты из-за этого расстроилась? — охает Аграфена Григорьевна.

Я задумчиво смотрю, как мелкие пузырьки медленно скользят вверх в моем фужере и лопаются с тихим шипением. Сама не знаю, из-за чего я переживаю, но как минимум, мне неприятно. Неприятно, что меня променяли на другую женщину.

— Знаешь, я не обязана разговаривать с твоим сыном после всего… — угрюмо произношу я. — Он ничего уже не изменит. Решение принято.

— Уверена, что не пожалеешь о своем упрямстве через пару десятков лет?

— А ты пожалела, что развелась с предателем?

Аграфена Григорьевна зависает. Тени на ее лице становятся серыми и мрачными, а глаза наполняются безмолвной тоской. Отводит взгляд и выдыхает неровно, будто через боль.

— У меня есть все, Даша, кроме сильного мужского плеча. Все думают, что я счастливая пенсионерка и живу свою лучшую жизнь, а на деле… мне не хватает человека, которому можно было бы готовить завтраки и заваривать чай с тремя ложками сахара.

— Роман Анатольевич, можно? — Анфиса робко просовывает свой нос в узкий проем приоткрытой двери в мой кабинет.

— Да, Фис, заходи, — говорю размеренно, застегивая пуговицы белоснежной рубашки.

— Роман Анатольевич, я вашу сумку нашла, — скромно улыбается моя секретарша. — Ой, а вы что, здесь ночевали?

На лице Анфисы застывает недоумение. Широко распахивает глаза и осматривает мои помятые брюки и небрежные края рубахи, которую я заправить не успел.