— Хорошо, — говорит она покорно, и я чувствую, что в ее сердце кипит яростное возмущение и обида.

Лилиана

— Отпустите меня! — кричу я, с ужасом глядя на то, как юнцы уносят бездвижное тело князя Каэна Сандерса. — Вы не имеете права меня удерживать!

— Держите крепче, говорит Салемс оборачиваясь ко мне.

Я вижу в его лице такую злобу и яростный триумф, что у меня перехватывает дыхание.

— Сегодня лучший день моей жизни, девочка, — говорит он, приближая свое лицо к моему. — Будь покладистой и хорошей, и я, возможно отнесусь к тебе с добром.

— Что ты сделал с Тайделом? — спрашиваю я, пытаясь безуспешно вырваться из хватки солдат с гербами рода Салемса. Страшная тревога за брата застилает мой разум и словно выдерает сердце из моей груди, уводя на задний план даже страх перед этим жестоким князем.

— Не переживай за своего братца, он цел, почти невредим, и до поры будет жить.

Он проводит пальцем по моей щеке, стирая слезу и вытирает ее о свой бордовый камзол.

— Льдинка начинает таять. Мне это нравится. Смотреть на твои слезы так же приятно, как слышать твой сладкий крик.

Он приближается все ближе и уже шепчет мне на ухо.

— Жду не дождусь, когда ты будешь умолять меня, чтобы я заставил тебя кричать.

Глаза мои застилает пелена черного отчаяния. Горло перехватывает от ужаса того, что мне теперь предстоит и я проклинаю про себя Каэна за то, что он спас меня, проклинаю за то, что вернул меня в эту жизнь. А ведь я была так близка к мужу, еще какое-то мгновение, и я бы воссоединилась с ним в другом мире, воссоединилась навсегда.

— Я лучше умру, — говорю я сдавленно, отворачиваясь от зловонного дыхания князя.

— Умереть я тебе не дам, льдинка моя. Я слышал, ты уже пыталась отобрать у нашего мира свою бесценную жизнь. Это было бы очень нехорошо с твоей стороны. За твое спасение, пожалуй, я вознагражу нашего общего друга Каэна. Он заслуживает милости за то, что сохранил тебя для меня. А у меня большие планы на твое сладкое тело.

Он приближается еще и я чувствую, как он прикасается своим шершавым языком к моей щеке. Содрогаюсь всем телом и дергаюсь что есть сил, но лишь причиняю себе боль. Солдаты держат меня так крепко, что мои кости едва не ломаются в их хватке.

— Ну что ты дергаешься? — в голосе Салемса звучит нотка холодной стали, — чем больше ты будешь упрямиться, тем сильнее будет разгораться мой огонь. Ты же отдалась старику, почему бы тебе не отдаться и мне?

— Ты не стоишь даже единого волоса Шрайка, поганый мерзавец, — рычу я и пытаюсь ударить Салемса ногой. ОДнако он тут же отходит в сторону, из за чего я промахиваюсь.

— Уведите ее, и смотрите, чтобы окна были закрыты, а двери стерегла лучшая охрана. Не оставляйте ее одну ни на мгновение, не хватало еще, чтобы она наложила на себя руки.

— Ты не получишь того, что хочешь. Так что лучше убей меня сразу.

— Наивная душа. Как сладко звучит твоя злость, какое удовольствие я получу, когда ты сама встанешь на колени и дрожащими руками будешь расстегивать ремни на моих штанах, стремясь к тому, чтобы ублажить меня.

Я плюю ему в лицо но он лишь ухмыляется.

— Нехорошо так вести себя со своим императором, юная Лилиана. Похоже, твой бывший муж плохо научил тебя тому, как подобает вести себя. Ну что же, я научу тебя. Дай только время.

Он подходит ко мне и впивается своими мерзкими губами к моим, крепко сжимая мои волосы рукой, так, что мне становится нестерпимо больно.

Я кричу и дергаюсь, пока он пытается засунуть свой мерзкий язык мне в рот.

Через мгновение он вскрикивает, когда чувствует боль от моего яростного укуса и отрывается от моих губ.

— Ах ты стерва! — вскрикивает он и я вижу кровь у него на губах.

Он достает белоснежный платок и вытирает им губы.

— Маленькая тварь. Ну посмотрим, что ты будешь делать, когда я перестану быть добрым.

Он замахивается рукой и я съеживаюсь и зажмуриваюсь, ожидая удара, но удара не следует.

— Не хочется уродовать твое точеное личико раньше времени, — говорит он. — После коронации я с тобой разберусь.

— Народ не примет тебя, говорю я, сплевывая его кровь. Жалея в эту минуту только о том, что укусила его недостаточно сильно.

— Народ будет любить меня как своего спасителя. Каждый князь будет ползать у меня в ногах и славить меня, ожидая милостей. Вся эта империя будет славить меня день и ночь.