Я привычно ощупываю нитями людей вокруг, на всякий случай, проверяя нет ли кого-то в толпе, кто, возможно, задумал что-то недоброе. Нет ли кого-то, чье сердце бьется слишком часто.

Вот сухой старик, просит монетку, вытянув грязную узловатую руку из своих лохмотьев, словно засохшую древесную корягу. Его сердце бьется медленно, словно постепенно засыпая и кажется, что в этом древнем теле оно устало биться уже очень давно, но продолжает, потому что так надо. Вот босые дети бегут поднимая клубы пыли в воздух своими ножками. Они хохочут, они полны жизни. Их сердца бьются быстро и весело. Я машинально укрепляю сердце старика, когда прохожу мимо и кладу ему в руку монетку.

Я иду вперед, чувствуя сердце Иоса, бинение которого стало для меня таким же близким и постоянным, как биение моего собственного сердца.

Я скольжу нитями по людям, пытаясь подарить каждому частичку света, который разгорается во мне, как вдруг чувствую, в одном из домов, за окном первого этажа женщину, которая от прикосновения моих нитей вздрагивает и отшатывается, словно чувствует их присутствие.

Я мельком смотрю в ту сторону и спешно отворачиваюсь, испуганная этим. Раньше еще никто не реагировал на мое воздействие таким образом. Раньше мои нити для всех оставались незаметными.

— Пойдем отсюда, — торопливо говорю я.

— Что такое?

— Тут есть кто-то… Восприимчивый к моим нитям. Она почувствовала прикосновение. Женщина, за тем окном.

Иос встречается со мной глазами и прослеживает мой взгляд. Два раза мне повторять не приходится. Он понимает все сполуслова.

Иос ускоряет шаг, проталкиваясь через людскую толпу, он крепко держит меня, словно боится, что я могу исчезнуть в любую минуту.

— Сюда, — бросает он, резко поворачивая в темный проулок.

— Я думаю она не видела нас.

— Я бы не был так уверен. Спрячь пока свои нити.

Мы стоим так с минуту. Пока не видим девушку, закутанную в черное. Она быстро идет сквозь толпу озираясь по сторонам, словно выискивая кого-то.

— Это она? — спрашивает Иос.

— Да.

— Ты ее знаешь?

— Я никого не знаю.. Но она мне кажется смутно знакомой. Возможно я видела ее в той жизни.

— Спрячься в тень, кажется, она одна, это хорошо. — говорит Иос и переходит на другую сторону переулка, скрываясь за высокой лестницей, так, чтобы девушка его не видела.

Девушка осторожно заходит в переулок и идет вперед, вглядываясь в темные тени, за которыми прячусь я.

И в этот момент Иос быстро, словно кошка хватает ее и затаскивает в темноту, так, что она даже не успевает вскрикнуть.

— Кто такая? Зачем следишь? — тихо спрашивает он, держа ее крепко, но осторожно.

Она что-то мычит и Иос убирает ладонь с ее рта.

— Уберите руки, я ничего не сделала, — чуть не кричит она и пытается вывернуться.

— Я знаю, что ты почувствовала мое прикосновение, — говорю я, выходя из тени. — Кто ты такая?

Она во все глаза смотрит на меня и перестает дергаться. Кажется я и правда уже видела эти серые глаза, это красивое лицо, теперь тронутое неизгладимой печатью скорби. Кто же она такая?

Девушка снова что-то мычит и я даю знак Иосу, чтобы дал ей сказать.

— Значит он услышал мои молитвы.. — говорит она благоговейным шепотом, — это ты. Ты и правда жива… Значит есть шанс… Я думала, что все пропало. Но если мои глаза не обманывают меня, возможно еще не все потеряно.

— Кто ты такая? — снова спрашиваю я.

— Ты не узнаешь меня, Анна? Я Лилиана, вдова императора.

Я, смущенная неожиданной реакцией девушки, отворачиваюсь и смотрю на Иоса, которому, похоже, понятно в эту минуту не больше, чем мне. Он пожимает плечами и бросает недоверчивый взгляд на девушку, назвавшую себя Лилианой.

— Так, кажется, звали жену императора… — говорю я, вспоминая то, что рассказывал мне Виктор, на протяжении всей дороги сюда, в столицу. Драконопоклоннику приходилось терпеливо заполнять пробелы в моих знаниях, чтобы я могла хоть как-то ориентироваться в том, что происходит в государстве, коль скоро моя судьба, похоже, неразрывно связана с ним.

— Жена императора, здесь? — поднимает бровь иос, пытливо глядя на ту, что назвала себя Лилианой. — Что делать здесь императорской вдове? Разве она не должна торчать в замке и пользоваться привилегиями, которые дает ей высокое положение, а не шляться по людным улицам, переполненным бедняками и воришками?

В ответ на это она только молчит, не отрывая от меня взгляда своих льдисто-голубых глаз.

— Я не могла оставаться там, — наконец, говорит она. — Он омерзителен… Тот, кто называет себя новым императором. Я бежала и пряталась, сгорая от желания вернуться обратно и попытаться что-то сделать, вызволить их. Но я совершенно бесполезна. Мне едва удалось укрыться и не попасться в руки его людей, не то, что кого-то вызволять…