И ты, как Михайла, валишься под стол, выблевывая кишки. И лекари качают над тобой головами, произнося глубокомысленное: 'На все воля Божия'.

Божия?!

Нет, того подонка, который решил подсунуть ему, Фёдору, яд!

Мужчину аж затрясло от негодования. Его бы воля...

Всех бы под кнут! И джерманцев, всей улицей, и... и всех, на кого они покажут! Всех перепороть, добиться правды, казнить всех виновных, чтобы больше никто!

Чтобы никогда!!!

Руди только головой покачал. И сделал единственное, что мог. Отвез Фёдора в единственное место, в котором тот чувствовал себя в полной и совершенной безопасности. В терем к царице Любаве.

Та ахнула, ужаснулась, захлопотала вокруг сына.

– Феденька! Мальчик мой!

И стал он тем же самым мальчиком Федей, который бежал к матери после нападения страшного зверя петуха, который плакал, жалуясь на разбитые коленки... будь ему хоть сорок лет, хоть восемьдесят. Для матери он всегда малышом и останется.

– Маменька...

И Любава так и захлопотала вокруг сына.

Лекаря позвала, напоила-успокоила, уложила... ладно уж!

Сонного зелья подсыпала. А сама отправилась разузнавать, что и как. К Борису, конечно, куда ж еще? Пропустили ее сразу. Не заставили ожидать.

***

– Государь!

– А, Любава Никодимовна? Проходи, коли пришла.

– Государь, я не просто так...

– Фёдор у тебя?

– У меня. Спит он сейчас, истревожился, бедный!

– Несчастный малыш, - произнесла царица Марина. Любава только зубами скрипнула. И не придерешься, ни к тону, ни к словам. Но почему ей чуется тщательно спрятанная издевка?

– Государь?
– Любава подчеркнуто не обратила внимания на царицу Марину.

– Тут дело такое, Любава Никодимовна. Допросили всех по горячим следам, клянутся джерманцы, что ничего в еду не подкладывали. Да и царевича в первый раз увидели. И не думали, что зайдет он к ним. Допросили Истермана, со всем уважением. В кабак они пришли... не туда они сначала пойти хотели. Сам Фёдор решил заглянуть, посидеть там. Не могли на него джерманцы покушаться.

Дурой Любава не была. И понимала, что ежели так... схватить невиновного можно. А кто запретит убийце еще раз яда подсыпать?

– А кто тогда? Кто мог это злодейство совершить?

– Будем искать, Любава Никодимовна. А покамест охрану к Фёдору приставим. А то любит он везде гулять, и об опасности не думает.

Любава кивнула.

– Женить его надобно, государь. Чай, с хорошей-то женой гулять его и не потянет!

Тут даже Марина не нашлась, что возразить.

Борис кивнул.

– Смотри, Любава Никодимовна. Успенский пост прошел, осеннюю ярмарку отгуляли. Впереди Рождественский пост. Скоро уж начнется. *

*- Успенский пост - условно 2 недели в августе, рождественский с конца ноября и до Рождества Христова. Даты варьируются, так что называю примерно. Прим. авт.

– Вот на Святки можно и смотрины назначить. Пока оповестим всех, пока пригласим боярышень, пока съедутся они в Ладогу... как раз и ко времени будет.

Любава кивнула.

С нужным ей человеком она собиралась переговорить раньше. Или Платошу попросить, он справится. На то и Раевский.

– Поговорю я с Фёдором.

– А там и посмотрим. Татей мы искать будем, а Фёдор пусть к свадьбе готовится.

Любава кивнула.

Не было бы счастья, да несчастье помогло, не иначе. И Маринка, чертовка такая, не против. Сидит, молчит, только глазищами своими черными так и стрижет по сторонам.

Гадина!

Точно, гадина!

Нельзя такой красивой быть. Тем паче, быть красивее Любавы.

***

Ужинали все вместе, как и положено то в семье.

Боярин Заболоцкий во главе стола, супруга рядом, сын, потом уж по старшинству.

Прабабушка могла бы и рядом с хозяином сесть, да не стала. Чего его лишний раз дразнить?

Ужинали спокойно, уже потом, когда ложки отложили, Алексей Иванович и поинтересоваться решил.

– Надолго ли к нам, Агафья Пантелеевна?

– Скоро уж уеду, - отмахнулась прабабка.
– Снег ляжет, дороги замерзнут как следует, я и отправлюсь по своим делам. По весне вернусь.

На лице у боярина было написано: 'чтоб тебе там льдом покрыться, ведьма старая'. Но промолчал.

Оно, конечно, сейчас волхву в родне иметь неполезно. Не одобряют этого.

А с другой стороны... кто тебя лечить-то будет, когда сляжешь? В храм бежать, молиться там, лоб разбивать? Поможет тебе, как же!

Еще и лоб болеть будет.

Все в воле Божьей? Так-то да, но и самому лечиться надобно. Бог там поможет, где ты сам не совладаешь, а коли ты дурак от рождения, то Боженьку не ругай. Сам ты себя в могилу и сводишь.

– Хорошо, Агафья Пантелеевна. Ты знаешь, мы тебя всегда видеть рады.

– Знаю, Алешенька. Знаю. И поверь, благодарна я вам, за кров, за уход. Устя мне очень помогла.