Дочек у нее и вовсе не было. Да и к чему они? Девки царствовать не могут, вот и не надобны!

Пасынка Любава не слишком любила. Но коли уж он царь - будет она с ним и доброй, и хорошей. Да и делает он много полезного. Страну крепит, реформы проводит, флот строит, земли преумножает, с соседями отношения налаживает. Единственное, что не в лад политике - его свадьба с рунайской княжной, Мариной. Но сама себе Любава сознавалась - хороша, гадина! Так хороша, что у Любавы и в молодости рядом с ней шансов не было. Рядом с такой всякая девка уродиной покажется.

И есть у княжны еще одно достоинство.

Кажись, бесплодна она.

Борис аккуратен, но в молодости пару детей от одной из девок прижил. Жениться на ней не мог, отец не дал позволения, а потом и затухло там все. Девка замуж вышла, муж ее детей, как своих принял. И от первой жены он ребеночка ждал. Так что Борька-то может.

А жена его?

Но Любаве то на пользу было.

Детей законных у Бориса нет. А наследник его кто?

Правильно, ее Феденька.

Случись что с Борисом, кто на трон сядет?

То-то же...

А когда Феденька женат будет, да с детьми, оно еще и лучше получится. Так что вдовая царица отправилась к пасынку.

Тот как раз послов франконских проводил, и отдыхал от дел государственных. Вот и вошла Любава, брата с собой взяла для убедительности.

– Боря, дня доброго...

– И тебе, Любава Никодимовна. Поздорову ли?

Обижало Любаву и то, что Боря ее никогда матушкой не звал.

Отец на него ругался, требовал, да Боря уперся. Мол, ты, батюшка, хоть шесть раз женись, коли так захочешь, а только мать у меня одна. И родина тоже одна.

Иоанн махнул рукой, да и отступился. Любаве обидно было, но не намного она была старше пасынка, так что смириться пришлось.

Сейчас уж Боре к сорока годкам, а деток-то и нет. Может, и не будет....

– Поздорову, - принужденно улыбнулась Любава.
– Что послы?

– Послы... да всегда у них одно и то же на уме. Как бы им чего получить, а платить не хотят. И все норовят нашими руками жар загрести. Просят, вот, полк к границе выдвинуть. Они, вишь ты, с Джерманом сцепиться хотят, вот кабы мы полки к границе двинули, так джерманцы на нас бы отвлеклись, а франконцы бы им в тыл и ударили.

– А ты что же?

– Перебьются. Пусть сами грызутся, кто на Россу пойдет, того мы всем миром встретим. А в их дрязги лезть, что кошек по весне растаскивать. Кроме царапин и визга - никакой прибыли.

Любава только хмыкнула.

Так-то она и сама была схожего мнения. Сами пусть разбираются. Или - платят вперед.

– Может, и верно, Боря.

Царь только рукой махнул.

– Ты, царица Любава, ко мне о Франконии поговорить пришла?

– Нет, Боря. То есть и о Франконии тоже. Фёдор хотел бы в Лемберг поехать, поучиться, а потом, может, и во Франконию съездит?

– Чему он там учиться собрался?
– поднял брови Борис.

Любава только вздохнула.

Нет, не в отца пошел пасынок. Не в отца.

В первую его супругу, Настасью...

Та, говорят, была статной, с волосами цвета каштана и голубыми глазами. И сына родила - как в зеркале отразилась. Высокого, широкоплечего, глаза серо-голубые, так и сияют, волосы волной каштановой на плечи падают. Он и сейчас-то собой хорош, а в юности и вовсе был погибель девичья.

Окажись он чуть постарше...

Ах, где там Любавины шестнадцать лет!

Ей шестнадцать тогда и было, Борису десять всего, мальчишка. А упрямый, решительный, характерный. Отец с ним и то сладить не пытался. Но тогда Любава на него не смотрела. А вот через десять лет... ну что там? Ему двадцать, ей двадцать шесть... и ведь все могло бы иначе быть. Только Борис в ней женщину никогда не видел.

Вторую жену отца, говорят, любил, дочек ее, как сестер принял, а к Любаве изначально относился с опаской и презрением. Этого женщина ему и по сей день не простила.

И отплатила хорошо, и поделом ему, дураку будет! Но сейчас не до побед бывших, сейчас ей другое надобно.

– Естественным наукам хочет поучиться Феденька. Может, год или два пожить в другой стране.

– Нет, - жестко приговорил Борис.

И так это сказано было... нет - решительное и окончательное. Но Любава все же поспорила.

– Боря, так что плохого-то? Пусть съездит, ума наберется. Опыт получит...

– Нет, Любава Никодимовна, и не проси. Не пущу я его. Федя - мой наследник, а чему там хорошему ребенка научат? В той Франконии да Джермане?