— Так вот — в документах по вопросам покраски фасада был обнаружен интереснейший договор с коммерческим товариществом «Балтика». Ну просто гром среди ясного неба, а не документ. Знаете, кто подписал договор со стороны подрядчика? Владелец «Балтики» — Дмитрий Белов и управляющий директор Игнат Дробышев. Барабанная дробь, так сказать, и фанфары! Оба объявлены во Всероссийский розыск, но это дело не быстрое.

— Белов, Дробышев, далее нить следует к Семякину и вкупе всё это указывает на Ротшильда, — задумчиво произнёс Столыпин. — Но, признаться, указывает слишком прямо, равно как ранее всё указывало на Нобелей. Сдаётся мне, что за этой игрой стоит кто-то ещё. Что же это за магические силы?

Неприятный холодок пробежал по моей спине. Мне внезапно вспомнился какой-то малобюджетный фантастический фильм и полиция времени в костюмах из серебристой фольги. А вдруг это правда? Сейчас нагрянут и начнут выяснять — каким это образом я тут оказался и перекраиваю реальность?

— А почему бы Вам, Ваше Величество, не пообщаться с Ротшильдом по телефону? Терять нам особо нечего, — вернул меня к реальности мягкий голос Витте.

К моему удивлению, начать телефонный разговор с бароном Ротшильдом удалось довольно быстро. Мои помощники отыскали его в Лондоне. Там тоже было уже далеко за полночь, но голос Натаниэла Майера, в котором явно присутствовали нотки удивления, был на редкость бодр и свеж, что опять же свидетельствовало явно не в его пользу.

Решив играть с открытыми картами, я коротко описал сложившуюся ситуацию и попросил барона дать мне совет — как лучше поступить. После десятисекундной паузы, Ротшильд заговорил:

— Всё указывает на меня, Николай Александрович.

— К сожалению, это так, барон.

— А Вам не показалось странным, что я прошу перевести деньги в собственный банк?

— Немного, но возможно Вы сторонник теории, что прятать самое ценное лучше на поверхности?

— Оправдывающийся всегда находится в изначально невыигрышной позиции, но тем не менее я постараюсь привести пару веских аргументов в свою защиту. Первое — размеры капиталов нашей семьи измеряются несколькими миллиардами долларов, из которых почти 40 % на сегодня — долги Российской Империи. Второе — я заключил с Вами в Париже устное соглашение по иудейскому вопросу, свою часть сделки Вы выполнили, пришла моя очередь. Я постепенно погашу внешний долг России, не сразу, конечно, подробные условия мы не обговаривали, а потому действовать я буду, соблюдая собственные интересы, но в духе наших договорённостей. И после этих двух моментов позвольте вопрос — на фоне таких масштабов изменят ли радикально ситуацию 50 миллионов рублей, которые, в конце концов, Вы просто напечатаете, наплевав на возможную инфляцию, так как деньги всё равно выводятся на неопределённый период из России?

— Я принимаю Ваши аргументы. Но кто ещё обладает подобными ресурсами и возможностями, чтобы подставить Ротшильдов и Нобелей, выкрав при этом Рокфеллеров?

— Если бы орден Ассасинов до сих пор существовал, я бы свалил вину на них, — в голосе Натаниэла Майера я уловил намёк на усмешку. — А если серьёзно — я, кажется, догадываюсь, кто за всем этим может стоять…Фамилию я по телефону называть не буду, но попросите сделать это Вашего Фредерикса, он, если мне не изменяет память, наиболее неравнодушен к Рокфеллерам среди всех Ваших подданных. Когда он начнёт вешать всех собак на меня, попросите его построить соображения, учитывая американские интересы его протеже. И ещё момент — не просите меня отслеживать дальнейшую судьбу этих 50 миллионов. Вы мне, безусловно, симпатичны, но блокировать эти деньги и рисковать своим авторитетом среди богатейших семейств Мира я точно не собираюсь. Максимум, что я могу — сообщить Вам куда дальше эти средства будут перенаправлены. Доброй ночи!

Я поделился содержанием разговора с участниками ночного совещания, и мы продолжили обсуждение.

— Если мне не изменяет память, Пётр Аркадьевич, — обратился я к Столыпину. — Вы называли в своё время моего шталмейстера и помощника министра императорского двора, генерал-адъютанта Владимира Борисовича Фредерикса, мягко говоря, лоббистом интересов семьи Рокфеллеров?

— Да, у нас есть весьма убедительные доказательства, хотя признаюсь честно — интересы Фредерикса скорее морального, чем экономического характера.

— Он республиканец?

— Увольте, он просто сторонник порядка и справедливости. И ему кажется, что Рокфеллеры с их набожностью, меценатством и благотворительностью гораздо лучшая партия для нашей страны, нежели иллюминаты Ротшильды и даже частично обрусевшие Нобели.

Я приказал пригласить на совещание Владимира Борисовича, который, как человек военный, собрался и предстал перед нами довольно быстро, мы даже не успели восстановить силы небольшим чаепитием с бутербродами.

— Доброй ночи, Ваше Величество. Господа, — учтивый поклон мне и кивок собравшимся. — Чем обязан честью быть вызванным?

— Владимир Борисович, Вы человек, насколько я знаю, прямой, а потому позвольте мне прямо задать свой вопрос. У нас есть данные о Вашей дружбе с Рокфеллерами…

Фредерикс протестующе замахал руками.

— Что Вы, Ваше Величество. Слово «дружба» здесь совсем не подходит. Мы скорее единомышленники. Я большой поклонник талантов Рокфеллера-отца и в целом Соединённых Штатов. Мне кажется будущее за ними и Россией, а не за старушкой Европой и сатанистами Ротшильдами.

— Поймите правильно — я Вас ни в чём не обвиняю. Если бы у меня были малейшие факты, что Вы мешаете интересам Империи, наш разговор сегодня был бы невозможен. А потому прошу по-дружески поделиться с нами соображениями — кто мог так ненавидеть Рокфеллеров, чтобы организовать их похищение?

— Только Ротшильды, эти проклятые…

— Эту версию мы уже отбросили. Владимир Борисович, а если проанализировать именно американские дела Рокфеллеров, кто из конкурентов приходит на ум? Подумайте пожалуйста.

— А тут и думать нечего — Дюпоны!

— Кто, простите? — переспросил я. Это слово мне показалось смутно знакомым, потом я вспомнил, что так называлась туалетная вода, которую я нюхал в парфюмерном магазине наравне с прочими ароматами, до моего перемещения в 19 век, безусловно.