Что, блять, произошло?

Это не похоже на похмелье, и мой разум слишком затуманен, чтобы вспомнить прошлую ночь.

— Эй, — слышу я испуганный женский голос. — Проснись. Боже. Пожалуйста, проснись.

Мой разум немного проясняется, и когда я шевелю левой рукой, она пульсирует. У меня уже был перелом руки, отчего я знаю, что все не так уж плохо.

Лежа на боку, я приоткрываю глаза и вижу испачканную стену. Похоже, на ней остались капли крови, которые высохли давным-давно.

Блять!

— Проснись! Пожалуйста, — снова умоляет женщина.

Я преодолеваю остатки сонливости и умудряюсь принять сидячее положение.

— Слава Богу, — всхлипывает она, прежде чем разразиться рыданиями.

Повернув голову в ее сторону, я на мгновение замираю, прежде чем узнаю ее, и тут же на меня обрушиваются события засады.

Господи Иисусе.

Нашу машину подбили. Винсент ругается, пытаясь восстановить контроль над вращающейся машиной. Нас швыряет из стороны в сторону, а затем вытаскивают из-под обломков.

— Блять, — бормочу я, понимая, насколько серьезна эта дерьмовая ситуация.

Винсент!

Мое сердцебиение учащается, и я быстро оглядываюсь вокруг, изучая каждый дюйм маленькой, грязной комнаты, в которой мы, похоже, оказались заперты.

Я пытаюсь вспомнить людей, которые устроили засаду, но ничего не могу вспомнить.

Я не знаю, кто нас держит.

Может быть, Иванов нанес ответный удар?

— Как тебя зовут? — Спрашивает Эверли. — Как думаешь, другие охранники будут нас искать?

Снова оглядывая пустую комнату, я не вижу ничего, кроме застарелых пятен крови. В животе у меня что-то сжимается.

Блять, это плохо.

— Пожалуйста, поговори со мной, — умоляет Эверли дрожащим голосом.

Мой взгляд возвращается к ней, и я качаю головой.

— Алек. — Мой язык высовывается, чтобы облизать пересохшие губы. — Меня зовут Алек.

Черты лица Эверли напрягаются, и я вижу, как в ее глазах выступают слезы. Ее наряд помят, а туфель на высоких каблуках, которые были на ней, когда я схватил ее, нигде не видно.

— Как долго мы здесь? — спрашиваю я.

Ее испуганный взгляд прикован ко мне.

— Пару часов.

— Ты видела, что случилось с моим братом?

— Парень, который вел машину? — Когда я киваю, она качает головой. — Они надели мне на голову мешок.

— Блять, — снова ругаюсь я. С трудом поднимаясь на ноги, я подхожу к двери и проверяю, заперта ли она. Дверь не поддается, и я вздыхаю. — К черту мою жизнь.

— Я не понимаю по-русски, — шепчет Эверли, ее глаза все еще прикованы ко мне.

— Я сказал, к черту мою жизнь. — Я делаю глубокий вдох, пока моя рука скользит по тому месту, где должен быть спрятан мой пистолет за спиной.

Это было бы первое, что они бы забрали. Вот почему у Эверли нет туфель на высоком каблуке. Я также заметил, что у меня пропал ремень. Все, что можно было использовать в качестве оружия, у нас забрали.

Опускаясь на задницу рядом с Эверли, я провожу рукой по лицу.

— Ты знаешь, что произошло? — спрашивает она.

Я вздыхаю, затем объясняю:

— Мы должны были схватить Светлану Иванов, но она опередила нас. Думаю, за засадой стоит ее отец.

— Засадой?

Мои глаза встречаются с испуганным взглядом невинной девушки, и я задаюсь вопросом, знает ли она что-нибудь о мире, из которого я родом.

— Ты американка? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Я здесь на каникулах.

Я чувствую укол жалости в груди.

— Извини, что сообщаю плохие новости, но ты в жопе, — говорю я ей прямо. Нет времени приукрашивать нашу ситуацию.

Чем быстрее она приготовится к предстоящему нам аду, тем лучше для нее.

Ее лицо бледнеет, глаза нервно оглядывают мои черты.

— Что ты имеешь в виду?

— Слышала когда-нибудь о Братве?

Она качает головой.

— О мафии?

На этот раз ее глаза расширяются, а от паники учащается дыхание.

— Ты попала на войну. — Я качаю головой и, не в силах солгать ей, говорю: — Все будет плохо, но если немного повезет, мой отец узнает, где мы, и приедет за нами.

Но на это потребуется время, а тем временем нас будут пытать.