Шрифт:
— Ну что, все мои мысли прочитала? — с улыбкой поинтересовался Стефано.
Не отводя глаз от лица юноши. Виргилия потянулась к нему и слегка провела пальцем по шраму, который шел от уха ко рту.
— Как это тебя угораздило.
— Сама должна знать как Колдунья ты или нет? — ответил Стефано, отстраняясь от нее.
Виргилия поднялась, взяла медный горшок и поставила его на огонь. Достала из шкафа медную ступку с какой-то зеленой кашицей, выложила ее в горшок и добавила туда же из флакончика несколько капель темной жидкости.
Стефано взял у нее из рук флакончик.
— Что это? — поинтересовался он, рассматривая его. — Похоже, черная сепия.
— Похоже, да не то.
Юноша попытался прочитать мелкую надпись на этикетке:
— Пишешь справа налево.
— Верно, — пробормотала она, осторожно помешивая смесь.
— Никак не могу разобрать, что тут написано, — он вгляделся получше. — Что за почерк такой?
— Мой почерк. И прежде всего для того, чтобы всякие любопытные вроде тебя не совали нос в мои настои.
Я взглянула на шкаф возле камина. Его заполняли бесчисленные баночки, коробочки, скляночки, бутылочки и флакончики из цветного стекла и даже из дерева.
— Наверное, у вас тут средства от любых болезней, — проговорила я, не особенно раздумывая.
Женщина внимательно посмотрела на меня.
— Выздоравливает тот, кто способен выздороветь, — ответила она и резко добавила: — Сами по себе травы не помогают. — Не обращая внимания на мое смущение, она продолжала помешивать снадобье в горшке. — Как в твоем случае, Стефано.
— Но мне нет нужды лечиться, — скучающим тоном заметил юноша. — Я здоров, жена моя тоже здорова, и я показываю этой прекрасной синьоре наши острова.
— Твоей жене плохо, когда она одна. Отчего оставляешь ее в Термоли? Бери с собой сюда, работайте вместе, и она не будет скучать. Да и ты не будешь. И не станешь бегать за всякими приезжими красавицами, которые скоро бросают тебя.
Очевидно, этот весьма привлекательный юноша довольно весело проводил лето. Наверное, женился слишком молодым.
Словно прочитав мои мысли, Виргилия пояснила:
— Прежде тут не бывало туристов. Что делать одинокому молодому мужчине? Как одолеть тоску, когда выходишь в море ловить рыбу, если дома нет никого, ни женщины, ни ребенка, кто ждал бы тебя?
— Должно быть, это ужасно — быть женой рыбака, — заметила я, — и каждый раз с тревогой ждать его возвращения.
— Жизнь повсюду одинакова. Вы ведь тоже ждете, хотя замуж вышли не за рыбака.
Я обомлела. Откуда знает эта женщина, что волнует меня больше всего? Никто не мог сказать ей об этом. Я решила быть искренней.
— Верно, я жду собственную дочь каждый раз, когда она уезжает. Она журналистка.
— Да, знаю.
Мне хотелось спросить, откуда ей это известно. Но я промолчала.
Виргилия встала передо мной. Глаза ее сделались огромными, в них таилось нечто непостижимое. Мне стало не по себе.
— Зачем вы приехали сюда?
— Чтобы отдохнуть.
— А что заставило прибыть именно сюда, на Тремити?
— По правде говоря, один снимок. Фотография острова Сан-Никола.
— С какой стороны?
— О боже! Наверное, как раз отсюда. Странно, не правда ли? На снимке, должно быть, виден и ваш дом?
Виргилия помолчала, потом спросила:
— А почему этот снимок надоумил вас, что надо ехать именно сюда?
— Не знаю, может, красота места, море. То, чем обычно привлекают рекламные проспекты.
— Только это?
— Нет, — ответила я, — возможно, потому, что у меня возникло какое-то странное ощущение, будто я уже когда-то видела остров Сан-Домино. Хотя прежде и понятия не имела, что существуют острова Тремити.
Виргилия продолжала смотреть на меня своими огромными прозрачными глазами и кивала.
Сердце у меня так и екнуло. Стефано ведь сказал, что Виргилия — колдунья. Я никогда не верила в магию и ясновидение, но непереносимое страдание заставляет уверовать и в колдовство. Я надеялась, она сможет помочь мне.
— Хочу знать, где моя дочь. Жива ли, здорова ли.
— Но ты приехала сюда, на острова, вовсе не для того, чтобы узнать о ней. А для чего?