– А, так вот в чем дело? Вообще, книга не о тебе. Она начинается после твоего ухода.

– Но я в ней буду. Я буду… предысторией.

Он налил себе кофе, оторвал бумажное полотенце, чтобы стереть крошечную капельку с машины, и выкинул его в ведро. Как это расточительно, как по-американски и как непохоже на муниципальную квартиру в Дублине, где он вырос на том, что удавалось сэкономить.

– Если хочешь поехать, я не могу тебе запретить.

Хотела ли она? Не безумие ли это?

– Спасибо за великодушное приглашение.

– А чего ты ожидала?

– Нет, ты прав. Хотя бы полетим в самолете рядом?

– Попроси Шарлотту забронировать билет на тебя, если хочешь.

Это означало перелет первым классом, за который она не очень хотела платить из своего кармана, несмотря на немного постыдную привычку к комфорту.

– А гостиница?

– Да, у меня забронирована гостиница в Лондоне.

– Хочешь, чтобы я жила с тобой?

Вопрос был с подвохом. Два вопроса в одном. Он понимал, что она имела в виду. Конор не был тупым, хотя временами и притворялся.

– Я буду постоянно на встречах. В том числе с твоим мужем. Я не хочу никаких неловких моментов.

Это он был ее мужем!

– То есть, ты не хочешь наблюдать никаких неловких моментов. Тебе плевать, если они произойдут.

Она протянула руку за яблоком, просто чтобы занять себя хоть чем-то. Их никто никогда не ел, но все равно домработница каждую неделю выкладывала их на блюдо. А потом их выбрасывали? Тоже ужасно расточительно. Как и все в этой стране.

– Я не хочу, чтобы съемки фильма сорвались. Если попытаешься это устроить, мне придется реагировать, Кейт.

Как практично. Словно она была продюсером или сценаристом, с которым он работает, а не его женой.

– Дело не в этом.

В этом, конечно, но если бы она это сказала, Конор не взял бы ее с собой. Или взял бы, но был бы столь невыразимо холоден, что она сама пожалела бы, что поехала. У Конора хорошо получалось делать все по-своему.

– Тогда что ты планируешь? Собираешься повидаться с ними? – спросил он.

– Я просто хочу знать, что происходит с этим фильмом. Хочу присутствовать.

Этим она и предпочла ограничиться. Если вдруг удастся уговорить Эндрю и сорвать съемки, Конор ей этого никогда не простит, и тогда их браку, каким бы он ни был, тоже, скорее всего, придет конец. В этом на самом деле и заключался выбор ехать или не ехать в Англию после стольких лет хождения вокруг да около. В какой-то мере она была почти рада, что ситуация вынудила ее действовать. Пути назад нет – только вперед. Разве когда-то у нее не было подушки, на которой было вышито что-то похожее? Которая осталась в прошлой жизни вместе со всем остальным.

– Так я могу поехать?

– Кейт, это не мне решать, – он часто говорил такие вещи, которые были верны фактически, но не эмоционально. – Если едешь, то я выезжаю через час.

– Хорошо. Я… дам тебе знать.

Он отвернулся, потом повернулся обратно.

– Я делаю это не для того, чтобы причинить тебе боль. Это история, которую нужно рассказать. Вот и все. И, да, то что она немного затрагивает и меня лично, возможно, поможет ее воплотить. Но речь вовсе не о тебе.

Как он может так говорить, если речь идет о ее жизни, о ее прошлом, о ее семье? Она рассматривала его лицо, со всеми морщинами и изгибами, как и все прошедшие годы, пытаясь понять его, но, как и прежде, безуспешно. Может, это и удерживало ее здесь? Мужчина, в котором она никогда не могла разобраться до конца.

– А как же Трикси? Кто-то должен навещать ее, пока нас обоих не будет.

Его лицо стало непроницаемым.

– За ней хорошо ухаживают. Поверь, это оплачено.

– Я бы не хотела, чтобы она чувствовала себя совсем брошенной. Возможно, ты мог бы…

Конор вышел с кофе в руке. Так он и решал конфликты – просто отказывался в них вступать, и с этим ничего нельзя было поделать. Она убеждала себя, что это не важно. Это всего лишь балласт для решения, которое она была наконец готова принять. Если она собиралась вернуться, пришло время столкнуться лицом к лицу с некоторыми проблемами, начиная с наименее болезненной, которая тем не менее была способна нанести мощный удар. Кейт достала телефон и приготовилась поговорить с человеком, чьего голоса не слышала уже пятнадцать лет.

В Лос-Анджелесе слишком много пространства. Иногда она смотрела на карту или вдоль длинной прямой улицы и решала, что до нужного места можно дойти и пешком минут за десять. И спустя полчаса все еще плелась, уже не так бодро, словно все вокруг растягивалось, а не сжималось. Легендарное великолепие города, казалось, вечно скрывалось за следующим холмом, на следующей улице. Его не было в обитателях палаток, видневшихся под каждым мостом, или в торчках, валяющихся в центре города. Его не было в разбитых дорогах и гудках автомобильных пробок, в брошенных на обочинах помятых машинах. Его не было в мусоре, который ветер гнал вдоль автомагистрали. Так где же оно?