Она прожила здесь уже почти три года. Это были захватывающие годы, на волне оптимизма страны, полной радостного удивления от осознания собственной прогрессивности после выборов чернокожего президента. Кейт не понимала, кто она для Конора – у нее не было никаких прав, никакого места в его жизни. Она боялась заговорить с ним об этом. Они по-прежнему спали в разных комнатах, и он часто уезжал из города, оставляя ее в одиночестве на несколько недель. С самого начала он говорил, что могут быть и другие люди, но Кейт никогда не ловила его на слове и не просила подтверждения, хотя эти слова и беспокоили ее. Его часто не бывало дома. Она не задавала ему вопросов. Их отношения состояли в основном из секса и походов по ресторанам – всего того, чего ей не хватало с Эндрю. Иногда он брал ее с собой на вечеринки, где она поправляла макияж рядом с восходящими звездочками, втягивавшими в себя кокаин через свернутые стодолларовые купюры. У нее был полный комплект одежды из тканей, которых она прежде и не касалась, а благодаря ежедневному плаванию и салатам на солнце с тела словно сняли один слой: жир растаял, волоски исчезли, а кожа была отскоблена едва ли не до костей. Это была лос-анджелесская Кейт. На вечеринках ее иногда представляли как «партнера» Конора, но он всегда говорил: «А это – Кейт Маккенна». Вот так просто. Она была той, кем была, а не чьей-то матерью или женой.

На одной из вечеринок, перебрав водки с тоником, она оказалась рядом с продюсером. С кем-то с телевидения. Ей польстил его оценивающий взгляд, потому что в комнате были женщины почти на двадцать лет моложе, чем Кейт, на которых одежда, казалось, была напылена, а не надета. Он был старше, но привлекателен, если не приглядываться, а глаза его казались удивительно мягкими, в отличие от кожи на руках.

– Это британский акцент? Вос-хи-ти-тель-но!

Сам он говорил с сильным нью-йоркским выговором.

– О, спасибо. Обычно люди думают, что я просто нос задираю.

Она сама не понимала почему, но, говоря с американцами, постоянно вставляла британские словечки.

– Класс! А чем вы занимаетесь, Кейт?

Иногда она думала, не соврать ли. Назваться астронавтом. Или куртизанкой. Сегодня она ответила просто.

– Раньше работала на телевидении. В Англии. Вела новости.

Не совсем правда, потому что перед камерой ей довелось побывать всего три раза, но он-то этого не знал.

На вечеринках Конор обычно бросал ее на произвол судьбы, отправляясь болтать с нужными людьми, а она даже не могла протестовать, потому что однажды он сказал, что уверен в ее способности о себе позаботиться и в том, что именно этого она и хотела. Обычно Кейт стояла с коктейлем, ощущая ужасную и острую боль под сердцем при виде того, как он, смеясь, наклонялся, чтобы прошептать что-нибудь на ухо другой женщине, положив ладонь на ее талию. Дома она играла первую скрипку, а здесь оказывалась брошенной на произвол судьбы. Но когда продюсер, чтобы перекричать шум, наклонился к ней так близко, что она ощутила его дыхание на своей шее, Конор вдруг оказался тут как тут.

– Майкл, рад тебя видеть! – Они посмотрели друг на друга с видом горилл, встретившихся в джунглях. – Вижу, ты уже познакомился с моей Кейт.

С «моей» Кейт? Он заявляет право собственности без покупки? Она рассердилась.

– Я просто слушал этот прекрасный британский акцент. Кэтрин говорит, что работает на телевидении.

– Она нигде не работает.

Спасибо, Конор, удружил…

– Я работала на телевидении в Англии, – произнесла Кейт, натянуто улыбнувшись. – После переезда сюда я не работаю.

Технически она имела на это право, но понятия не имела, с чего начать.

Кустистые брови продюсера поползли вверх.

– Вы не здешняя и, наверное, не знаете, но я продюсирую небольшую программку, которая называется «Доброе утро, Западное побережье».

– О! Я ее видела. – Она и в самом деле видела эту передачу, и от волнения, совсем не свойственного обитателям Лос-Анджелеса, едва не пролила коктейль. – То есть я смотрю ее каждое утро с тех пор, как приехала. Она мне вроде как напоминает о доме.

Передача напоминала американскую версию британского утреннего телешоу с сюжетами о кулинарии, интервью и прочими легкими темами. Судя по лицу, продюсер в жизни еще не бывал так тронут.

– Почему бы вам не заглянуть как-нибудь к нам на студию? Я устрою вам экскурсию. Раз уж мы коллеги.

– Она была всего лишь репортером в местных новостях, – холодно произнес Конор.

– Референтом, – снова профессионально улыбнулась Кейт. – Но и в кадре бывала. Говорили, что меня собираются перевести в ведущие новостей, но, конечно, я бы скучала по журналистике. У меня есть степень магистра, – сказала она с притворной скромностью.

Конор никогда не учился в университете.

– Вот это женщина! – продюсер буквально схватил ее за руку и вложил ей в ладонь карточку. – Позвоните мне, Кэтрин. Кто знает? Возможно, у нас найдется местечко для такого таланта.

У Кейт закружилась голова. Одновременно и подкат, и предложение работы, как будто она и в самом деле реальный человек, и ей было весело. Посмотрев на Конора, она демонстративно вскинула подбородок. Он ничего не сказал, просто развернулся и побрел прочь. Она последовала за ним на высоких каблуках мелкими шажками из-за узкой юбки. Ей хотелось бы остаться здесь, блестящей и купающейся в обожании, поехать домой в одиночестве, чтобы на следующий день Конор позвонил ей робко и сконфуженно, но, черт побери, ее жизнь зависела от его расположения, а она только что уколола его самолюбие. Страх заставил ее ковылять следом за ним к дверям, где услужливые парковщики уже пригнали его машину. Она открыла дверцу сама и попыталась сесть в узком платье. Парковщик помог ей, а Конор, не обращая внимания, завел двигатель. Он отъехал прежде, чем она пристегнула ремень. В машину тугой струей врывался воздух. Голая нога липла к кожаному сиденью.