— Я считал, что вы не вполне утратили крохи порядочности! — прорычал взбешенный Килеан к явному удовольствию виконта Валме. — Я подчинился вашему приказу в Олларианскую ночь и стерпел многое, чего терпеть не стоило. Больше я не намерен мириться с оскорблениями! Вы оболгали меня перед Советом, вы опозорили меня перед моими солдатами, вы убили моего оруженосца, прикидываясь, что защищали от обиды своего! Но теперь я не верю ни одному вашему слову. Я требую удовлетворения!

Провинциальные зеваки с восторгом вертели головами и с шумным одобрением встретили рев графа: каждое его слово было слышно во всех уголках галереи. Спутник же Килеана явно поздравлял себя с удачей: он прибыл в столицу прямехонько к дуэли века!

Алва, пожав плечами, в третий раз повернулся к капитану Манрику.

— Похоже, дорогой друг, мне все же потребуется еще двое секундантов, — сказал он.

— Трое, — выдохнул граф Энтраг, доставленный в Зеркальную галерею заботами юного Эдуарда Феншо. Вид у младшего брата Ги Ариго был совершенно убитый.

— О нет, зачем же! — живо возразил старший. — Всех нас вполне устроит господин Манрик в качестве арбитра. Ручаюсь, что у наших секундантов не будет к нему никаких претензий.

Из Парадной спальни донесся приближающийся гул. Большой выход был закончен: король со своей свитой медленно двигался к дверям. Гвардейцы взяли на караул, а дежурные телохранители поспешили занять свои места вокруг его величества.

— Герцог, вы пьяны? — осторожно спросил Алву виконт Мевен, воспользовавшись моментом, когда все были вынуждены отойти по сторонам галереи. — Их же уже четверо!

— Пятеро, — живо поправил его тот. — Господин родич Приддов, а что скажете вы?

Граф Гирке, стоявший в двух шагах от Алвы, рассеяно смотрел куда-то поверх его плеча.

— Скажите, герцог, — спросил он таким тоном, словно разглядел на стене какую-то любопытную картину и намеревался поинтересоваться мнением Алвы на этот счет, — почему вы называете меня «господин родич Приддов»?

Алва на секунду замер, а потом неожиданно засмеялся.

— У вас слишком длинное и сложное имя, сударь, — откровенно признался он, разводя руками.

— Граф Штефан-Фердинанд Гирке-ур-Приддхен-ур-Габенхавт, — учтиво представился Спрут.

— Вы сами видите: это слишком запутанно, — ответил Алва. — Такое способен запомнить разве что придворный церемониймейстер.

— А если я убью вас, сударь, — все так же рассеянно осведомился граф Гирке, — его, надо думать, запомнит не только придворный церемониймейстер?

Глаза Алвы зло сверкнули.

— Этого я не могу вам сказать, — ответил он с сарказмом, — но могу обещать наверное: если я убью вас, то его забудут все.

— О! Не все, — улыбнулся Спрут, переводя взгляд на лицо своего собеседника. — Я позабочусь, чтобы вы не забыли его никогда. Может быть, вы и убьете меня, но я оставлю вам памятку.

Свита короля пересекла Зеркальную галерею и повернула в направлении придворной церкви. Однако большая часть придворных задержалась, видимо, рассчитывая досмотреть конец представления. Виконт Валме, очарованный происшествием, снова подкатился к герцогу Алва.

— Разрубленный Змей! — воскликнул он. — Вы премило проводите время в столице, монсеньор!

— Вы находите, милый виконт? — повернулся к нему Алва. — А что решили вы сами? Последуете ли вы за его величеством или согласны присоединиться ко мне на назначенной этими господами прогулке?

Марсель Валме, словно сообразив что-то, открыл было рот, но тут же захлопнул его с громким стуком. Этот звук как нельзя лучше соответствовал сработавшей ловушке, подстроенной герцогу Алва Людьми Чести.

3

В половине одиннадцатого утра следующего дня пустырь перед заброшенным Нохским аббатством превратился в популярное место для гуляний. Еще на подходе к монастырю капитан Манрик раскланялся с десятком знакомых, которые делали вид, будто непринужденно прохаживаются в зарослях крапивы. Маяком, к которому устремлялись зеваки, служили два экипажа: черная старомодная колымага, украшенная гербом баронов Феншо, и элегантная карета супрема Талига герцога Придда.

С тех пор, как Фердинанд II отменил эдикты против частных поединков, драться можно было хоть на Королевской площади, прямо под окнами Большого Совета. Однако дуэлянты по старинке предпочитали Ноху, где в прошлом укрывались от докучливых королевских гвардейцев. Место это никогда не пользовалось любовью ни у горожан, ни у придворных, так что благородные господа, приходившие сюда выяснять отношения, могли не опасаться огласки. Но все течет, все меняется, как сказал однажды древний мудрец. Нынешним утром Ноха могла посоперничать в популярности со Старым королевским парком или Заречьем с его театрами и медвежьими загонами.