Несмотря на собранные доказательства, они не верили, что настоящий Люсьен де Варанте погиб этим летом. Консультанту госпиталя откусил голову настоящий оборотень, а его тело упало в реку. Не верили, что колдун мог принимать чей-либо чужой облик. Члены совета все время указывали Эдриану, что он не инкетер, и не может разбираться в подобных вещах. Однако, вызывать служителя из столицы не торопились.

«Не нужно спешить. На собрании будет решено, как лучше составить послание инкетерам. Мы не должны навредить самим себе», – с этими словами суперинтендант провинции запретил писать прошение. Это был приказ, который нельзя ослушаться.

Но Эдриан решил подойти к проблеме по-другому. Сообщать о чем-то сверхъестественном являлось долгом верующего. Поэтому он собрался подать прошение от своего имени, как от обычного человека, а не интенданта жандармерии.

Однако, Эдриан подумал, что прежде стоит обсудить свое решение с губернатором. Все же его письмо навлечет нежеланное внимание на происходящее в провинции и не хотелось бы, что Маркус де Монклар не был к этому подготовлен.

Эдриан хотел подойти к графу и обсудить все после собрания, но тот сказал, что спешит в порт. Губернатор предлагал встретиться через час в ратуше, но туда уже не мог явиться интендант, так как его срочно вызвали на ферму для осмотра места, где совершили убийство: зарезали хозяйку. В итоге, мужчины договорились о семейном ужине.

– Какие такие важные вопросы граф решил обсудить в присутствии других членов семьи? – спросил Эдриан у собственного отражения, расправляя воротник-жабо. Через тонкую ткань просвечивали бинты. Мужчина продолжал носить тугую повязку, несмотря на хорошее самочувствие.

Интендант выписался из госпиталя в день дуэли с Филиппом. Оставаться в незащищенном от оборотня месте он не собирался, а дома, в предоставленной ему квартире, можно подготовиться как следует к нежданной встрече. К тому же, Эдриан потерял веру в местных врачей после колдовства Чинвенду. Камердинер хорошенько поработал над своим господином, проведя несколько ритуалов. Кашель прекратился, швы не болели. Заживление шло хорошо, и интендант даже подумывал самолично снять швы и железки, чтобы позволить слуге залечить его.

– Стефани передумала выходить замуж? – очередной вопрос прозвучал в пустой комнате.

После откровения о сестре, девушка сделалась тихой. Она уговорила отца забрать Лорента в гостиницу, так как ему больше не требовалось регулярное наблюдение лекарей, и пообещала не выходить без нужды на улицу. Слово держала, посвятив себя изучению бидарского языка. Эдриан знал об этом, так как по возможности наносил ей короткие визиты, чтобы проверить все ли у неё хорошо.

О том, что произошло в семье графа де Монклар, в день, когда загорелась церковь знали все. Слухи разнеслись быстро. Но никто их в присутствии Эдриана не обсуждал. Даже граф не обмолвился ни словом, а Филипп ни разу не повстречался. Но сегодня…

– Сегодня нас ждет встреча, – Эдриан сделал полной грудью вдох, ощутив, как спокойно ходит грудная клетка. Он возьмет реванш. Обязательно. Мужчина улыбнулся себе в зеркале и продолжил одеваться.

Была и другая забота, которая не меньше оборотня волновала интенданта жандармерии. А именно герцог Аквитании с его свитой. Предъявить обвинение за совершенные несколько лет назад преступления здесь и сейчас он не мог. Злополучная четверка действовала очень осторожно и в Вуароне не осталось ни одного дела, ни даже свидетельства. Ни одного, кроме дела его смерти сестры.

Эдриан не собирался прощать, но и мстить, как это делают в балладах, о бравых рыцарях и дуэлях не мог. Не мог преступить и букву закона, зато мог действовать полностью в соответствии с ним. Интендант жандармерии отправил запрос в родную провинцию с просьбой прислать копию дела Жизель. Так же он написал своим друзьям в столицу, где просил выслать его личные записи, которые хранились в банке. Вопрос с герцогом обязательно будет решен.

Стефани готовилась к вечеру так тщательно, как никогда прежде. День начался с принятия ванны, которую поставили в спальне. Лидия грела принесенную горничными воду в камине, из-за чего в комнате быстро стало душно. Девушка долго нежилась, попутно вымывая длинные каштановые волосы. Камеристка растерла её кожу до красна, а затем нанесла цитрусовое масло. Аромат быстро заполонил комнату.

Изабель привезла с собой из Шато несколько платьев. И Стефани долго возилась с ними, размышляя, что выбрать для ужина. Это стало настолько важно для юной девушки, что через два часа обдумывания и разглядывания нарядов она впала в отчаяние.

Лидия с любопытством наблюдала за метаниями госпожи. А Изабель веселилась, приговаривая, что в подруге наконец проснулось женское начало. Апогеем стал момент, когда Стефани принялась красить губы все той же ягодной помадой, которая принадлежала камеристке.

– Я смотрю, кто-то решил сегодня отлично провезти вечер? – Изабель лукаво улыбнулась. – А может и ночь.

– Мне хочется выглядеть хорошо, – Стефани постаралась сохранить равнодушие, но щеки предательски зарделись румянцем. Ей действительно хотелось хорошо провести время. Последнее дни она жила затворницей, занимаясь изучением бидарского языка.