— Есть сказки, в которых двое «надевших черное» живут долго и счастливо всю жизнь до старости, — сказала она в тот вечер откровений шокированной Мане, — но к реальности они не имеют никакого отношения.

Мана была не согласна, Мана была возмущена, Мана протестовала.

— Давайте сегодня хоть куда-нибудь сходим! — потребовала тем временем Хиракава, — Сколько можно учиться!

— Мы позавчера ходили, — напомнил я.

— За демоновыми кроватями мы ходили! И по магазинам!

— А ты что предлагаешь?

— Взять Мичико и пойти в кино!

— Тебе вчерашнего было мало?

— Я хочу не комедию, а про любовь! Заслужила!

И то и другое было верно. Если бы не помощь хафу, то мне было бы куда сложнее провернуть с «Солнечным цветком» все запланированные операции, потому что лезли туда ежедневно. Далеко не постоянные ухажеры девушек, а совсем наоборот — те, кто захотели прийти на их место, попутно продемонстрировав молодецкую удаль. Асуми выбивала из них пыль и зубы, а я продолжал совершенствовать защиту цитадели. Однако, вчера всё-таки вышла небольшая… неувязка. Асуми и Мана занимались ужином, я устанавливал камеру, а тут ко входу подошла чуть ли не целая банда каких-то придурков, причем, вовсе не «надевших черное», а самых обыкновенных. Кажется, их кто-то науськал.

И вот, стою я, удерживая последнего из них за грудки одной рукой, а второй превращая его лицо в плоскость, как за спиной раздается прекрасно мне знакомое:

— Кира-чан…

Старшего сына, изгнанного из семейного лона, пришли проведать родители. И что они видят? Здание, где из кучи окон торчат девичьи головы зрительниц, тела хулиганов, живописно валяющиеся тут и там, ну и своего кровиночку, вершащего жестокое надругательство над почти беспамятным телом, всхлипывающим при каждом ударе. И, как назло, рядом нет Саеко-оба-сан. В общем да, это была комедия… особенно когда лишенные простого (или не простого) человеческого секса головы начали верещать, обвиняя меня перед отцом с матерью во всех грехах человечества, а может быть, даже парочки соседних миров.

Такой себе концерт вышел.

— Кстати, у тебя там уже поклонницы появились, — поведала мне хафу, злодейски ухмыляясь, — Я им показала видео, где вы с Маной в аквапарке, и у этих баб от неё истерика началась! Надо будет еще показать. Мана, где там твой купальник? Или просто в нижнем белье? О! Давай с ними в душ сходим! Нас уже звали! Не бойся, я тебя защищу…

Наверное, японцы это и называют чудесной порой юности? Однако, какая низкая у них планка…

Стоило нам дойти до стоящей у школы группы лиц, по недоразумению судьбы ставших моими друзьями, как одно из них, наглое, грязное и блондинистое, прижало руки к щекам, пискляво выдав с расширенными в притворном ужасе глазами:

— Кира-чан!

Ловко увернувшись от ответной санкции, Рио радостно поскакал в школу под гогот Онивабаши, сестры и Хиракавы. Портфелем я до него докинуть мог, но тогда бы метательный снаряд попал бы на территорию школы, что квалифицировалось бы за хулиганство. Поэтому я просто достал из кармана припрятанный на подобный случай тонкий листок ярко-розовой бумаги и нанял за пятьсот йен Онивабаши Хайсо, чтобы тот подложил его в бенто этому хулигану.

Слабость Коджима Рио — всепоглощающая нелюбовь к розовому цвету.

Школа привычно радовала. Здесь никому не было дела до каких-то житейских проблем, их у школьников по определению не было. Они учились, влюблялись, ссорились и мирились, мирно обедали в полюбившихся им компаниях, да и вообще были предметом зависти большей части других школьников города. Я особо не вникал в криминогенную обстановку Токио, целиком и полностью захваченный своими делами, но, вроде бы, массовые стычки «школьных» войн, где встречалась сотня человек с сотней, стали уже обыденностью.

Хотя, если прислушаться и присмотреться, особенно к видео, мелькающим на экранчиках телефонов у жующих школьников, то можно понять — «школьные войны» становятся субкультурой. Хулиганство, попытки отъема денег у одноклассников, всё это надолго не задержалось. Реальные тюремные сроки, обрекающие заводил на безрадостное будущее, жесткая реакция полиции, врачей и родителей, действия отрядов Соцуюки, — всё это заставляло криминалитет отступить, но… оставив после себя «культуру владения школой».

Престиж. Общность. Цель для выхода дурной подростковой энергии и агрессии.

Хуже всего, с моей точки зрения, было то, что этому перестали препятствовать. «Очищенные» от денежных интересов «школьные войны» становились новой субкультурой, пусть и травмоопасной, пусть и втягивающей в себя невинных, но при этом, по мнению некоторых в правительстве, очень «мужской», способной подстегнуть выработку тестостерона у нации, давным-давно испытывавшей его дефицит. К чему подобное могло привести, я не мог сказать.