Шрифт:
— Здрасте.
Марина подпрыгнула на месте и обернулась. У Лопатиных, видимо, это семейная привычка — подкрадываться к ней. В этот раз своим вниманием ее почтил самый младший представитель почтенного семейства.
— Я Касьян, — посчитал необходимым напомнить он.
Марина захлопнула багажник.
— Я помню, что ты Касьян. Добрый вечер.
— А вы Марина Геннадьевна.
— В точку.
Касьян почесал ногой о ногу, потом пальцем нос. И выпалил:
— А пойдемте с нами на рыбалку!
— Какую рыбалку? — опешила Марина.
— В воскресенье. На карася. С папой.
С этими Лопатиными точно не соскучишься.
— А с чего ты… или вы… решили, что… что я хочу на рыбалку?
— Так вы это… вон… Демьяну по школе помогли. Ну и мы это… чтобы отбал… отбля… тьфу ты! От-бла-го-да-рить!
Невероятной щедрости предложение.
— Слушай, Касьян…
— Меня обычно Кася называют, — перебил он ее.
— Хорошо. Так вот, Кася, я благодарна вам за приглашение, но, если честно, не очень люблю рыбалку.
— Значит, не поедете?
— Спасибо, но нет.
Касьян вздохнул.
— Папа так и сказал.
— Что именно он сказал?
— Что вы нипочем не согласитесь. Что с вашим этим… — он мотнул головой в сторону рук Марины. — С вашим маникюром рыбу нельзя чистить.
Марина повернула к себе руку. Что значит — с вашим маникюром?! Чем маникюр-то не угодил? Классика, закругленный квадрат, консервативный приглушенный красный цвет. Нет, положим, рыбу она чистить и так не собирается, но в остальном… Андрей Евгеньевич, на «слабо» меня берете?
— А во сколько вы собираетесь на рыбалку?
— В половину седьмого. Утра.
Кошмар. В половину седьмого утра в воскресенье… Лопатины — семья извращенцев!
— Хорошо. Я поеду.
Касьян даже подскочил на месте.
— Правда?
Марина протянула руку.
— Даю слово.
Касьян с опаской посмотрел на протянутую ему руку, особенное внимание уделив маникюру, затем вытер свою руку о штаны и ответил на рукопожатие. Рука у него, конечно, детская, но крепкая.
— Тогда ждем вас в воскресенье в половину седьмого утра у нашего подъезда.
Глава 4
— Ты в таком виде собралась на рыбалку?
Это у Лопатина-старшего вместо «Доброе утро». Хотя ни хрена оно не доброе — в половину седьмого в воскресенье.
— А что не так? Нормальный вид.
Трикотажные штаны и худи, кроссовки, бейсболка, рюкзак. Что там, у вас на рыбалке, как на скачках, особый дресс-код?
Впрочем, судя по внешнему виду Лопатиных, так оно и было. Они все трое были одеты практически одинаково — в камуфляжных штанах и куртках. Единственная разница — у сыновей на ногах были резиновые сапоги, а у отца кроссовки.
Андрей смерил Марину еще одним неодобрительным взглядом.
— Дема, метнись домой, возьми запасную куртку.
— Да не нужна мне запасная куртка!
— Размер ноги какой? — проигнорировал ее слова Андрей.
— Тридцать восьмой, — процедила сквозь зубы Марина. Ей уже не нравилось, как началась эта рыбалка!
— Годится. Дем, и сапоги свои старые захвати.
— Да я Марине Геннадьевне новые отдам.
— Новые ей велики буду, а старые — в самый раз. Бегом!
Демьян и в самом деле бегом бросился к двери подъезда. Андрей окатил ее еще одним взглядом — «оценивающим-но-не-так» — и вздохнул.
— Что тебе еще во мне не нравится? — Марина уперла руки в бедра.
— Все.
Еще и редкой любезности мужчина!
Скверное настроение куда-то делось. Марина стояла на берегу озера. Все было как на картинке из музея за авторством какого-нибудь именитого пейзажиста типа Шишкина — зеленые берега, гладь озера, камыши и туман, самый настоящий туман над водой!
— Здесь красиво…
— Сапоги надевай.
Марина обернулась. Рядом стоял Андрей с двумя парами сапог — по одной в каждой руке. Те, что поменьше, были темно-синие, а те, что побольше, грязно-болотного цвета, были такого размера, что Марине показалось, что в голенище она запросто может засунуть голову.
— Зачем мне сапоги?
— Сама смотри, — он мотнул головой в сторону топкого берега.
— Что это за место? — Марина наклонилась, чтобы развязать шнурки кроссовок. Потом разогнулась и начала стягивать кроссовок, покачнулась. Андрей протянул ей руку.
— Держись за меня. Это платный пруд. Ты же видела, я выходил, говорил со смотрителем.
— Я…
— Ты смотрела в телефон, точно. Переобувайся.
Марине очень хотелось сказать Андрею, что она — не его ребенок, и ничего ею командовать и ее воспитывать. Но лучшим выходом было промолчать и как можно скорее переобуться. А то его рука под ее ладонью, его неприлично мощный бицепс волнуют — тоже как-то чрезмерно неприлично.