Марина лопатками чувствовала движение его грудной клетки — так, будто Андрей тяжело дышит. А потом его дыхание и в самом деле коснулось ее шеи. Обожгло. Губы тронули мочку уха, и теперь ее уже всю ожег хриплый шепот Андрея.

— Ты здорово танцуешь.

Только с тобой, Андрей, только с тобой.

Его дыхание обжигало шею. Его рука плавила ей живот. Не в силах больше выносить это, Марина резко обернулась. А тем ее уже ждали губы Андрея.

Такими темпами штаны все же треснут. Но не на заднице, а с ровно противоположного конца. И кто на классические штаны такую твердую молнию на застежку вшивает?!

Ладно, вопросы риторические, и к черту их. Главное, что Маринка поплыла. Они оба поплыли. Кто бы мог подумать, что идея с танцем так стрельнет?

Кто бы вообще в этот момент думал? Точно не Андрей.

Он целовал Марину с забытым чувством. И названия этому чувству Андрей не знал. Как называется то, что ты, взрослый тридцати с гаком лет мужик, у которого за плечами неудачный брак, а на обеспечении двое оторв-пацанов, целуешься и оторваться не можешь. Так только в шестнадцать можно целоваться. Так, будто кроме этого поцелуя, в мире не существует ничего. Взрослые мужики во время поцелуя двигаются в постели. Андрей же замер. Даже руками не шевелил, только пальцы сильнее сжимались на тонкой талии Марины.

И, как мальчик, тонул в поцелуе.

Что это за цыганская магия, Марина?!

Поцелуй был сладкий и тягучий. Как мед. Как патока. Как сгущенка.

Марина не была сладкоежкой, но сейчас сладость это поцелуя она ощущала везде. На губах, на кончике языка. И эта была такая особая сладость, без приторности. И от которой реально подкашивались ноги.

Как взрослый двухметровый мужик может быть таким сладким?!

Очнулась Марина каким-то чудом. Просто в моменте поймала себя на том, что, пока они целовались, она успела уже расстегнуть половину пуговиц на рубашке Андрея. И куда-то делись ее очки. И Андрей стащил резинку с ее волос и растрепал их.

И понятно, к чему это все идет. И не то, чтобы Марина была против. Но повторения прошлого раз все же не хочется. Точнее, хочется второго раза, но не так.

И, кстати…

— Андрей… — что бы там ни крутилось в ее голове, а ладонь сама собой легла в развал рубашки, на мощный и колкий грудной рельеф. Он поднялся и опустился под ее рукой, а потом Андрей накрыл ее руку своей.

— Слушай… Если ты скажешь «Нет», я уйду. Если ты захочешь, чтобы я остановился — я остановлюсь. Но дай мне еще один шанс. Пожалуйста.

Ей никто и никогда такого не говорил. И о том, чтобы сказать «Нет», Марина даже не думала. Но кое-что сказать — точнее, спросить — ей необходимо.

Она уткнулась носом ему в грудь, в район ключиц. От Андрея пахнет — чем-то едва различимо ментоловым с легкой горчинкой. Это не аромат дорогого нишевого парфюма. Так пахнет мужчина, который без раздумий лезет в озеро, чтобы вытащить оттуда неуравновешенную женщину, испугавшуюся рыбы. Который один воспитывает двух сыновей. Который легко и естественно двигается под гитарные переборы и хриплый саксофон.

Марина с трудом перевела дыхание.

— Андрей… Скажи мне… У тебя с той… ничего не было? Она и правда приезжала к тебе только помыться? Или вы потом… куда-то… к ней? Не отвечай! — ей было дико стыдно за свои вопросы, но они жглись внутри. Так, будто это и в самом деле важно.

— Пришлось ее выставить с мокрой головой. Хорошо, что лето. Я ее до остановки подбросил, а потом на площадку поехал. Надо было.

Марина еще раз перевела дыхание. Зачем ему врать? Зачем ей это знать?! Зачем?!

— Тогда… Можно, я… Можно я буду… Можно я буду решать, как все будет? — выпалила под конец она.

Марина не увидела, а скорее почувствовала, как Андрей наклонил голову. Потом его рука поднялась, коснулась ее подбородка. Но голову Марина подняла сама. Чтобы задохнуться от его темного взгляда.

— Хочешь быть у руля? — у нее не нашлось слов, только кивок. — Это же не означает, что в какой-то момент времени ты достанешь из тумбочки наручники и страпон?

Марина не сразу поняла, о чем он говорит. А потом даже прыснула от неожиданности. У Андрея все же удивительный талант — сначала вводить ее в состояние несвойственной ей мечтательности, а то и вовсе томления — а потом парой слов все это рушить.

— Нет. Ничего такого у меня нет. Но если ты настаиваешь…

— Не настаиваю, — а потом он шагнул назад, быстро и ловко расстегнул остатки пуговиц, стянул с плеч рубашку. — Тогда все. Я весь в твоем распоряжении и жду указаний. Только…

— Что? — спросила Марина пересохшими губами. Когда мужчина с такими плечами и такой грудью, с такими темными глазами и вспухшими губами говорит тебе «Я весь в твоем распоряжении», в голове внезапно пустеет, а внизу живота так же внезапно тяжелеет. Где-то убыло, где-то прибыло. Так что ты там хотел сказать, что?!