— Если я имею право высказать пожелание, сними с меня штаны. Пожалуйста. Чувствую, недолго им осталось.

Эти слова стали последней каплей, после которой взрослая адекватная женщина исчезла. А на ее месте появилась сексуально ненасытная фурия.

Ты пробудил это, Андрей Лопатин. Так что теперь держись!

Андрей не понимал — да не хотел разбираться — что переменило настроение Марины. Главное, что это перемена произошла! И от ее действий он накалялся с каждой секундой. До кровати они таки добрались, и его просьбу насчет штанов Марина исполнила. Стало легче, но не то, чтобы очень. А еще сильно мешала ее одежда. Давай, мы сравняемся, а? Уже очень хочется посмотреть. А то я в прошлый раз ничего толком не рассмотрел, а сейчас прямо хочется очень. Я буду только смотреть, честно. И не буду лапать, пока не разрешишь.

А ты разрешишь.

Вся его концепция рухнула сразу же. Инициативная женщина — это, оказывается, очень круто. Но когда она, стянув с тебя штаны, садится на кровати, разведя колени и вскинув гриву светлых волос, кто-то в твоей голове внезапно выключает свет разума. Андрей хотел ее раздеть? Он не собирался ее лапать?!

Да щас же! Вот прям щас!

И с хриплым рыком он запустил пятерню в вырез ее топика.

Ля, какая! Упругая, прямо под руку. Андрей точно с Мариной уже занимался сексом?! Может, у него перед лицом махнули устройством для стирания памяти — как в «Людях в черном»? Иначе с чего бы его так накрывало?! Он, как школьник, сопя от нетерпения, тискал, лапал, мял ее груди прямо под кофточкой. Под тихие стоны Марины, которая никак не противилась этому почти подростковому безобразию.

А потом вдруг резко толкнула в грудь, так, что его ладони сами собой выскользнули из-под топика. Эй, ты чего?! Ты же не скажешь, чтобы я остановился?! Да я же пошутил!

— Ты обещал… — она говорила с паузами, полными шумного дыхания. Из-за выреза топика виднелся край соска. — Ты обещал… слушаться!

Серьезно? Обещал?! Ладно. Не сводя взгляда с ее груди, Андрей откинулся назад. Закинул руки за голову.

— Раз обещал — пожалуйста. Приступай. Я весь твой.

Фраза «Я весь твой» еще хуже чем «Я весь в твоем распоряжении». Потому что ты почему-то берешь — и вдруг безоглядно веришь в то, что это правда. Что он и в самом деле — весь твой. И желание срочно, сию секунду присвоить — затмевает все.

Она велела Андрею слушаться, поэтому развеваться приходится самой. Да и неважно это уже, сама — так сама! Хотя и вспомнить не смогла, когда она вот так вот — сама.

Одежда полетела на пол. Марина еще успела заметить его совсем-совсем темный восхищенный взгляд, но он согрел ее только по касательной.

С ней творилось что-то новое и странное. В Марининой постели лежал мужчина — почти обнаженный, туго натянутые брифы не в счет. И такого мужчину она видела впервые.

Они и в самом деле занимались сексом?! Почему она словно видит это все в первый раз?! Марина не раз до этого отмечала внешние данные Андрея — и рост, и телосложение, и даже выразительные глаза! Но только теперь осознала это все, так сказать, в комплексе.

Андрей лежал, запрокинул руки за голову. Бугры бицепсов, валы грудных мышц, идеально гладкие подмышки, твердый живот. И туго натянутые черные брифы, да.

Это все ее, да?!

Она уже нимфоманка или еще нет?!

Андрей шевельнулся. Отнял одну руку от изголовья, протянул ее к Марине.

— Ну что ты… Иди ко мне.

Занавес над разумом упал окончательно. А Марина скользнула к Андрею.

Марина его целовала. Она терлась своей грудью о его и стонала прямо в губы. И там, где она ерзала и терлась сильнее всего, их какого-то хрена разделял тонкий трикотаж его трусов.

Андрей не помнил, что обещал Марине. Но что бы он ни обещал ей — он все нарушил. Руки за головой долго не задержались. Руки жили своей жизнью.

А как их было удержать, если она, такая охуенная — рядом. Он обещал не лапать? Пошло все на хрен!

Кожа гладкая. Везде-везде гладкая. Смертельно вдруг захотелось проверить, насколько она гладкая там, между ног. И пальцами проверить, и даже языком. Но Марина именно этим местом ерзала, терлась, и потрогать ее там пока не получилось. Зато Андрей дотянулся до всех других мест.

Твердая упругая грудь сама толкнулась в ладони сосками. Марина застонала совсем громко и выгнулась, вжимаясь в его ладони, когда он занялся ее грудью всерьез. И потом, дальше, ниже, она тоже вся была гладкая — тонкая, но неожиданно твердая спина, изгиб ниже талии, когда пальцы сжались сами собой, сминая. И там тоже гладкая, упругая. Такая, что…

Он же собирался использовать второй шанс!

Они одновременно оторвались друг от друга. Пока Андрей, неловко ерзая, стаскивал трусы, Марина смотрела на него поплывшим взглядом. Растрепанная, с розовыми щеками, соски торчком. Взять бы ее сейчас, вот не раздумывая, опрокинуть и взять. Чтобы сбить этот дикий звон в ушах. До одури же хочется! А потом уже и ее… языком…

Его снова толкнули в грудь ладонью, вынуждая лечь.

— Ты мой… — шептала она, опускаясь на него. — Ты мой… — шептала она, прогибаясь. — Ты весь мой… — шептала она, скользя по нему.