Шрифт:
– Устинья старше. И красивее. Вот Аксинья и бесится.
– Так-таки и бесится?
– Сестрице-то она ничего не говорит. И маменьке. А я ж вижу, я умная! То она ей по-тихому нитки изорвет, то на платье пятно оставит! Устинье и невдомек, кто ей пакостничает, а то сестрица любимая!
Михайла ощутил совершенно непонятный приступ гнева.
Пакостничает она! ЕГО Устинье! Ах ты сикозявка недокормленная! Выпороть бы тебя, да руки пачкать неохота!
Кстати, а ведь у нее тот кошель остался! Надо бы наведаться да и стребовать добычу? Деньги ему никогда не лишние!
– Неуж так-таки и никто не замечает?
– Нянька ихняя видит, конечно. Сколько раз она Ксюхе вычитывала, да с той что с гуся вода, отряхнется – и за старое.
– Нянька?
– Дарёна Фёдоровна. Намедни на ярмарку она с девками пошла, да там ее то ли ударили, то ли толкнули – много ли старухе надобно? Вот и слегла…
– Серьезное что-то?
Михайла почти не помнил старуху, которую задел, оттолкнул, но… Если там что-то серьезное, то Устя может на него потом разозлиться. Вдруг ей эта женщина чем-то дорога?
– Да уж и не знаю. Устинья вокруг нее все время хлопочет, по ночам встает, вину заглаживает.
По ночам встает. Явно эта нянька ей дорога. А еще…
Если она ради няньки вот так носится, то ради любимого и вовсе горы свернет. Наверное. Заботливая…
– Какую ж вину?
– Так ей на ярмарку хотелось, боярыня и разрешила. А тут вишь как получилось! Дочь боярыня выпорола, конечно, и вот няньку выхаживать приказала.
Выпорола?!
Его Устинью?!
Гнев снова полыхнул алым пламенем. Михайла еще обаятельнее улыбнулся и принялся расспрашивать дальше.
Куда боярышни ходят?
Кто приходит к ним?
Может, лекари бывают? Травницы какие? Случается ведь и так, что девка порченая, но об этом никому и не скажут?
Холопка отвечала охотно. И еще одна монетка только подстегнула ее откровенность. Так что Михайла через пару часов знал все о семье Заболоцких, даже то, чего они сами о себе не ведали.
Оставалось только придумать, как правильно распорядиться знаниями. Но Михайла справится, он умный…
И сильно огорчала мысль, что в ближайшее время Устинью он не увидит. Если она никуда не ходит, разве что с матерью и в храм… может, сходить туда?
Конечно, его красавица будет на женской половине, но увидеть-то он ее сможет?
Надо, надо сходить к заутрене. Давно не был [19] .
– Теодор, мин жель, ты сидишь такой печальный! Так нельзя!
Рудольфус, напротив, был само обаяние. Улыбался, жестикулировал…
Фёдор смерил его злым взглядом:
– Чего тебе?
Рудольфус не обиделся:
– Ты так печален из-за той красавицы?
Фёдор неопределенно хмыкнул.
19
К вопросу о свободе женщин в допетровской Руси. В гости друг к другу они ходили достаточно спокойно, и любовников заводили, и храм посещали. Исключение составляли самые богатые и знатные, вот там могла идти речь о глухом тереме. А не слишком богатые семьи на это смотрели проще.
Если признаваться самому себе – да! Боярышня его всерьез заинтересовала, но сделать-то он не мог ничего! Куда он – на подворье поедет? Когда хозяина дома нет?
Девок позорить? Себя на посмешище выставлять?
Что еще брат скажет? А матушка?
Ой не одобрят. Ругаться начнут, нотации читать… а будешь возмущаться, так еще и вдвое достанется! Сиди и слушай, молчи и кивай!
Приходилось сидеть ровно и ждать… чего? За подворьем следил приставленный специально человек, ежели боярышня куда отправится, он к Фёдору прибежит скорой ногой, но пока порадовать царевича было нечем.
– Что ты хочешь, Руди?
– Теодор, мы тебя все ждем. А в «Лилии» приехали новые девушки. Не желаешь познакомиться?
– Нет, – буркнул мин жель Теодор. – Не желаю.
– Все друзья уже там. И твой дядюшка тоже.
– И что?
– Теодор, укрась собой нашу компанию? Когда рядом нет доброго друга, и вино пьется хуже, и девушки не столь красивы!
– Не хочу. Сами веселитесь.
Руди вздохнул. И в стремлении уговорить царевича совершил ошибку.
– Тео, так нельзя…
Фёдор посмотрел на друга злыми глазами.
– Чего тебе? Ясно же сказал – не хочу! Сгинь! А ты, – взгляд на слугу, – еще вина! Живо!
Руди укоризненно развел руками и вышел. Потому как мин жель вполне мог в любезного друга и табакеркой запустить. Или кубком. Что под руку попадется. А чего он тут ходит? Когда друг в плохом настроении?
И как его развеять?
Мальчишка, который принес Теодору новый кувшин вина, ловко подвернулся под ноги Рудольфусу:
– Господин, подожди уходить?