Неожиданно для себя Сонсук согласилась поговорить и повесила трубку. Теперь оставалось поскорее позвонить будущему сотруднику и разделаться с этим вопросом.

Тот, узнав, что его берут, страшно обрадовался и пообещал работать усердно. Сглатывая ком в горле, Сонсук выдавила:

– Однако хочу предупредить, что из-за финансовых трудностей мы не сможем выплатить вам отпускные. Надеемся на понимание.

– Все нормально, – ободряющим тоном заявил мужчина. – Мы же все коллеги, должны друг другу помогать.

Сонсук обомлела от такого безропотного согласия, но вскоре пришла в себя и позвала его на инструктаж.

– Простите, – помешкав, пробормотала она. – Когда дела пойдут в гору, мы обещаем это исправить.

Попрощавшись, управляющая снова набрала Минсика. Тот страшно обрадовался новости о найме сотрудника, будто сам приложил к этому руку, и не забыл добавить, чтобы Сонсук относилась к тому побережнее, ведь он, по-видимому, редкостный тюфяк.

Положив трубку, госпожа О сжала губы. К сожалению, этот раунд она Минсику проиграла, однако твердо решила вернуть новичку полагающиеся начисления, как только дела в магазине пойдут на лад, – не только ради самоуважения, а еще и в память о Ёнсук.

Теперь осталось понять, справится ли увалень с изнуряющей работой в ночную смену. Вдруг он и правда делает все это ради очередной строчки в резюме? Что ж, грядущее не может предсказать никто, так что будь что будет! В следующий миг ее одолело необъяснимое желание добиться своего.

Сонсук вышла за дверь с твердой уверенностью: она управляющая единственным в Чхонпха-доне магазином «Все для вас» и именно ей предстоит бороться за его существование.

Придя на работу в четверг утром, Сонсук увидела Квака и нового сотрудника стоящими возле стеллажей с товарами. Довольно улыбнувшись, управляющая поприветствовала коллег. Они поклонились в ответ: Квак согнулся градусов на девять, а новый сотрудник – на все девяносто.

Кстати, звали его Кынбэ, Хван Кынбэ. Своим высоким голосом, никак не сочетающимся с грузным телом, он без конца заваливал бывшего детектива вопросами. Сонсук очень надеялась, что он сможет охранять их магазин по ночам.

– Вы увольняетесь, а я вам даже проводы не успела организовать, – вдруг бросила она.

– Да что вы, не нужно ничего, – покраснел Квак.

Присмотревшись, Сонсук заметила, что у него опухли глаза. Он же, поймав ее взгляд, поспешил отвернуться к Кынбэ, который поправлял рамён на полке.

– А он толковый. Надеюсь, задержится надолго, – прошептал Квак ей на ухо.

– Ну хорошо. А минусы какие бросились в глаза?

– Уж больно много болтает. Хотя по ночам ему тут будет не с кем разговаривать.

– Вдруг клиентам не понравится…

– По ночам сюда часто забредают те, кому одиноко. Так что проблем быть не должно, – с улыбкой сказал Квак и ушел в подсобку.

Сегодня Сонсук впервые увидела, как он улыбается.

В благодарность за помощь Кынбэ потащил Квака в кафе, чтобы угостить завтраком. Глядя, как эти двое не торопясь бредут по утреннему Чхонпха-дону, Сонсук невольно улыбнулась. Суп от похмелья и бутылочка сочжу как раз подойдут для достойных проводов. Зря она решила, что Кынбэ несмышленый. Оказалось, он совсем не лишен смекалки.

По примеру Квака управляющая решила посмотреть записи с видеокамер. К одиннадцати часам вечера в магазин зашла его дочь. На ней была то ли хлопчатобумажная, то ли льняная футболка и широкие брюки. Стоя у входа, она украдкой понаблюдала за отцом, который работал за прилавком, и чуть позже направилась прямиком к нему. На это раз Квак заговорил с ней сразу, будто давно ждал этого момента, и девушка тут же сняла маску. Ее улыбка оказалась невероятно красивой, а блеск глаз уловила даже камера наблюдения. Квак протянул руку, и дочь обхватила ее обеими ладонями. Так они и стояли некоторое время.

Звука слышно не было, да и качество изображения изрядно хворало, но Сонсук не могла оторваться от этой сцены. Ей нравилось ощущать свою причастность к их воссоединению.

Она смотрела на экран монитора, где отображался баланс на ее банковском счете. Это были все ее средства. У Сочжин перехватило дыхание. Да и как тут вздохнуть свободно, когда приходится всю жизнь ужиматься? Аренда студии – пятьсот тысяч вон в месяц, коммунальные услуги – тридцать, платеж по образовательному кредиту – сто семьдесят, еще плюс-минус пятьдесят тысяч на телефон и шестьдесят восемь на медицинскую страховку… Дальше можно и не продолжать: на все это уже требовалось больше, чем лежало на ее счете. Даже во всем себе отказывая, Сочжин тратила в месяц не меньше восьмисот тысяч вон. Таково жизнеустройство в столице. Или, скорее, жизнеубийство.

Казалось, будто город не хочет принимать таких, как она – приехавших из провинции, – и все время устраивает им испытания, словно спрашивая:

В этом городе ярких огней для Сочжин нашлось место лишь в тени. Поначалу, переехав после школы, чтобы учиться в университете в Чхонпха-доне, она не могла нарадоваться своему счастью. Общежитие стало ее крепостью и пристанищем, а кредит рассеял все сомнения в том, что ей удастся получить высшее образование.