Со стороны рынка Куюмджулар под навесом кофейни уже сидели на табуретах несколько человек, таких же ранних пташек, как и он, и курили кальян. Проходя мимо, Авинаш поприветствовал их, положив правую руку на сердце. Мужчины же, чьи головы покрывали феска, чалма или тюрбан, в ответ лишь кивнули. Авинаш знал, что его присутствие в этом квартале вызывает у всех недоумение. В кофейнях Смирны привыкли видеть торговцев восточными специями, путешественников, акробатов, колдунов и знахарей, а хорошо одетый господин с Востока приводил людей в замешательство, из-за чего им и становилось неспокойно.

«Ум человека постоянно стремится классифицировать мир, а то, что не подходит ни под одну категорию, склонен отрицать», – говаривал его дедушка.

Внутри пахло гвоздикой, сливой, яблоком и свеже-сваренным кофе. Посетителей не было. Светловолосый паренек подметал пол, напевая на незнакомом Авинашу языке печальную песню. Хасан, хозяин кофейни, увидев гостя, поднял голову от кальяна и рявкнул:

– Хызыр, где тебя носит? Ну-ка, беги приготовь кальян господину Авинашу.

Авинаш сел на диван рядом с кошкой по кличке Памук, жившей в кофейне. Не обращая на него ни малейшего внимания, кошка продолжила вылизываться, стараясь вычистить свою белую шерстку от разноцветных лучей света, падавших сквозь витраж.

Хасан подошел к дивану с туркой в руках. Позади него стоял тот светловолосый паренек, который чуть раньше подметал пол, и держал медный поднос с чашкой и блюдцем. Поставив его на столик перед диваном, он отошел. А Хасан, не сводя глаз с турки, стал медленно наливать кофе. Комнату окутал чудесный аромат.

Затем хозяин кофейни тоже сел, по другую сторону от кошки, и дал помощникам заметный только для них знак исчезнуть. Авинаш вынул из-за пояса мундштук из слоновой кости и надел на трубку кальяна. А кошка уже уткнулась головой в ладонь Хасана.

– Ты посмотри, эта негодница тебя признала! – улыбнулся Авинаш.

– А как не признать? Она на заднем дворе у меня на руках родилась. Ты ведь знаешь, держать дома кошку – благое дело. Наш Пророк тоже кошек очень любил. Рассказывают, что в пустыне во время похода на Ухуд он увидел на пути кошку, кормившую котят. Тогда он приставил к ней сторожа, а огромному войску приказал ее обойти. После похода он забрал ее в свой дом и назвал Муэдза. Муэдза была абиссинской породы, черно-белая. Наша-то Памук чисто белая. Однажды к нам зашел путешественник один. Сказал, что такие белые кошки родом из самой Ангоры. Мать ее сбежала, как только окотилась. Всякое про нее говорят: и самолюбка, и только о своем хвосте и думает, – а я все равно ее люблю.

Авинаш нашел эту кофейню на следующее же после приезда утро и сразу проникся душой к пожилому хозяину с густой бородой, пышными усами и кроткими серыми глазами. Хасан был болтлив, но в то же время в нем скрывалась немалая мудрость. Он умел задавать молодым завсегдатаям кофейни умные вопросы и таким образом помогал им найти свою дорогу в жизни. До того как открыть кофейню, он работал ночным сторожем в районе Ики-Чешмелик. До сих пор у него осталась палка, которую он хранил под диваном, – этой палкой он без стеснения проходился по спинам грубиянов на рынке или на заднем дворе, если видел в том необходимость. В кофейне во время беседы Хасан говорил тихо, но в минуты гнева голос его становился очень громким, зычным – уж если он разъярился, то злость его слышали даже на блошином рынке.

Заправив умелыми пальцами табак, Хасан разжег угли. От опытного взгляда Авинаша, привыкшего видеть невидимое, не ускользнуло, что он добавил к табаку немножко особой пасты. С этой пастой при затяжке казалось, что сливы и черешни кружатся в бурлящей воде.

– Ох, надоел я тебе своими разговорами.

Авинаш выпрямился, готовый встать, и ответил:

– О чем ты говоришь, Хасан-уста? Твои разговоры еще лучше, чем твой кофе. Но у меня есть дела в городе. А потом надо заглянуть в контору. Селим как раз вернулся. Завтра утром снова зайду, тогда и продолжим.

– Как это? Тебя разве вечером не будет?

Обычно по вечерам Авинаш приходил в кофейню, садился вместе со всеми под навесом, играл в нарды или карты или же в одиночестве устраивался в уголке и, покуривая кальян, подслушивал разговоры вокруг.

– Нет. Вечером у меня есть дело в Бурнабате.

– Что ж, удачи тебе.

– Да, Хасан, удача мне не помешает. Тамошние дамы-европейки прослышали про мои драгоценные камни… вот пригласили сегодня на чай. Я обещал показать им образцы.

Хасан просиял.

– Как замечательно! Но… Станут твои волшебные камешки спросом пользоваться средн дам в Борнове – вмиг озолотишься, откроешь лавочку на улице Мадаме и забудешь меня.

– Да разве твои кальяны забудешь, Хасан-уста?

От этих слов мужчина рассмеялся, как ребенок, глаза его превратились в щелочки, но вдруг он посерьезнел.

– Я слышал, будто хотят султана свергнуть. Ты про это что-нибудь знаешь? – спросил Хасан шепотом.

Авинаш уже шел к двери, выходящей на рынок Куюм-джулар, и лишь пожал плечами, будто говоря: «Откуда мне знать?» Он уже привык к тому, что Хасан в последний момент спрашивал что-то подобное. Но хозяин кофейни ответа от него и не ждал. Этот разговор на ходу служил лишь одним из способов напомнить шпиону свою политическую позицию.