Затем мой мир снова рассыпался. Когда я отвез Зосю в больницу, у меня было дежавю. Я позвонил Яцеку и вспомнил тот день, когда я кричал в телефон, чтобы они ждали меня в больнице с адреналином.

Я знал, что угрозы ее жизни нет, но я хотел спасти того маленького человечка, который был важен для нее. Я не думал тогда, что раз она беременна, то где-то там есть кто-то, кого она, может быть, любит. Но даже если он и был, то, черт возьми, он должен быть рядом с ней, а не оставлять ее одну где-то далеко.

– Смотри, как это несправедливо, – сказала Зося со слезами на глазах. – Кто-то еще не успел пожить в этом мире, а его уже прибирают. Рано, слишком рано.

– Многие ушли слишком рано. – У меня перед глазами была Магда. – Причем чаще всего это самые для нас дорогие. Мы никогда не привыкнем к этому. И думаю, никогда не научимся жить с этим.

– Шимон. Эта медсестра назвала тебя «господин доктор». Ты что, врач? – спросила она.

– Был когда-то.

Должен ли я рассказать ей всю историю? А что, я уже многим незнакомцам рассказал. Если даже пассажиры моего такси знали, то почему она не должна была знать?

Половину ночи я просидел у ее кровати, рассказывая о своей жизни. Она говорила о своей. О пани Стефании, которая была важна для нее, о родителях, с которыми она сблизилась только тогда, когда повзрослела, и о мужчине, который даже не знал о том, что она беременна.

– В больничном написано, что это беременность, не так ли? – спросил я.

– Мои родители врачи, и Марек был уверен, что я так хитро устроила себе больничный. За беременность платят больше.

– И не спросил? – удивился я.

– Нет.

– А ты скажешь ему?

– Сейчас? Зачем? Мне нужно заново обустроить свою жизнь. Я подам заявление, организую свое дело. Я уже полноправный архитектор, постараюсь найти клиентов здесь. У меня чуть меньше времени на это, чем я предполагала, – опечалилась она. – Я думала, что только после декретного отпуска будет возможность заняться профессиональной деятельностью. Судьба внесла в мои планы свои коррективы.

– Она часто это делает. Поэтому, если хочешь рассмешить Бога, расскажи Ему о своих планах. Загад не бывает богат.

Тогда я даже не знал, насколько я был прав. Вскоре судьба сломала мои планы. Впрочем, даже не планы… Может, мечты? Мечты, чтобы наконец-то засыпать с мыслью, что в мире есть кто-то, кому ты нужен? Мечты снова полюбить? Пусть уже не такой юной, первой любовью, пусть слегка другой, более зрелой.

Когда Зося потеряла ребенка, я подумал – впервые с того момента, когда принял решение, что никогда больше не буду вредить людям как врач, – что снова хотел бы им помогать. Тогда, в тот момент, я хотел «вести пациентку» вместо Яцека, хотел оттолкнуть его, сказав, что сделаю это лучше. Когда я спешил в больницу с Магдой, я вспоминал как раз те случаи, в которых мое участие оказалось критическим и я помог. Вспоминал усталые, но радостные лица тех, чью беременность я сумел спасти. Может, я еще на что-нибудь сгожусь? Может, это не моя судьба – быть водителем до конца дней моих?

В течение пяти лет я имел право вернуться к работе в клинике, а прошло всего два. Достаточно было только сказать об этом Яцеку. Он предлагал мне это почти при каждом разговоре. Конечно, два года отсутствия в медицине – это очень много. Вечность. А то, что я мимоходом следил за новостями, не в счет. Мой друг подбрасывал мне последние отраслевые журналы: «Гинекология после диплома», «Практическая медицина», «Гинекология и акушерство», «Польская гинекология». Привозил он и материалы симпозиумов, на которые его приглашали. Как будто случайно оставлял их у меня в туалете, среди газет, которые я обычно там читал. Ненавязчиво так…

Однако я не хотел приступать к работе под влиянием момента. Момента, который был так важен для Зоси.

Зося заснула. Я знал, что ей будет нелегко. Я хотел быть рядом с ней, когда она проснется. Я чувствовал, что должен помочь ей принять ту пустоту, которую она будет ощущать в себе еще долго.

Из соседней комнаты я принес одеяло и расстелил его на ковре рядом с ее кроватью. На него тут же улеглась Луна и сделала вид, что спит глубоким сном и в принципе ничто не в состоянии сдвинуть ее с места. Я похлопал ее по спинке, слегка подвинул и лег рядом. У каждого из нас был свой багаж опыта. Я потерял женщину, которую любил больше жизни; Зосю подвел мужчина, а потом она потеряла ребенка, а Луна была брошена кем-то, кто, наверное, был для нее целым миром.

Я смотрел то на спящую Зосю, то на посапывающую рядом Луну и думал, возможно ли такое вообще – попытаться сшить наши разорванные в клочья сердца. И смогут ли наши раны настолько затянуться, что от них останутся только воспоминания.

В ту ночь я очень надеялся, что Вселенная начнет нам благоволить и что у истории, которую пишет нам судьба, будет счастливый конец. Но даже и при счастливом исходе на все нужно время. А тогда я еще не был готов к большим жизненным переменам. Потом были моменты, когда я очень жалел о своей неготовности менять жизнь.