В самый разгар «Блица» наши друзья Ева и Моли попали в трудное положение. Дом, где находилась их квартира, сильно пострадал от взрывной волны, оставаться в нем стало небезопасно. Вдобавок ко всему Еве пришлось лечь в университетскую клинику для сложной операции. Едва она успела прийти в себя после наркоза, как случилась новая беда: в здание крупного торгового центра «Мейплз», примыкавшего к больнице, угодила бомба, начался пожар – магазин превратился в гигантскую бушующую печь. Больных пришлось срочно эвакуировать из палат, их вывозили прямо на кроватях в коридор и ставили вплотную друг к другу.

Пожарные героически сражались с огнем. Однако багровые отблески, плясавшие на стенах больничного коридора, были хорошо видны беспомощным людям, которые понимали, что горящий универмаг – отличная мишень для бомбардировщиков люфтваффе, продолжавших сбрасывать фугасы. Однако Ева совершенно не испугалась, как, впрочем, и другие пациенты. Она оставалась спокойна до тех пор, пока один из мужчин не запаниковал. После чего паника начала распространяться со скоростью лесного пожара, охватывая больных, которые лежали на плотно сдвинутых кроватях.

– Нужно выбираться отсюда! – кричал мужчина. – Мы тут словно мыши в мышеловке. Вывозите нас!

Его крик подхватили остальные:

– Вывозите нас!

Теперь Ева действительно испугалась – не столько огня, призналась она, сколько нарастающей паники. В этот момент в коридоре появился пожарный в перепачканной копотью брезентовой робе – они тушили огонь не только снаружи, но и со стороны больницы. Протискиваясь между койками, он заметил выражение на лице Евы и сразу все понял. «Может, мне вырубить его на время ради общего спокойствия?» – спросил мужчина, останавливаясь возле Евы и указывая на вопящего паникера. Этих слов было достаточно, чтобы она мгновенно успокоилась. Затем пожарный подкатил ее кровать к окну, чтобы Ева могла наблюдать, как они сражаются с огнем, мощь и свирепость которого производили неизгладимое впечатление. Гигантский, вздымающийся к небесам костер одновременно ужасал и завораживал. И даже находясь в непосредственной близости от опасного места, не в силах пошевелиться после операции, Ева не могла не дивиться его красоте. За время «Блица» мне довелось видеть немало пожаров в Челси, и всякий раз меня охватывал похожий трепет – смесь ужаса и восторга перед устрашающей красотой бушующего пламени и в равной степени восхищение отвагой и мастерством пожарных, сражавшихся с огненной стихией.

На следующий день Еву пришлось везти на машине скорой помощи за город. Моли отправился вместе с ней. Всю дорогу, пока они пробирались по улицам на другой конец Лондона, автомобиль то и дело натыкался на шланги пожарных, растянутые по проезжей части, – борьба с тлеющими очагами пожаров все еще продолжалась, и они спешили покончить с этим до наступления темноты. Каждый толчок машины причинял Еве боль, к тому же она боялась, что свежие послеоперационные швы могут разойтись. Чтобы отвлечь жену от тревожных мыслей, Моли начал описывать ей мелькавшие за окном нарядные особняки. Он был знатоком некоторых периодов в истории английской архитектуры, поэтому умел описать мельчайшие детали, обращая внимание на тонкости декора. Рассказ Моли был настолько ярким, что Ева без труда могла представить все те красоты, мимо которых они проезжали. И лишь добравшись до места, она сообразила – со своего места в машине скорой Моли не мог видеть, что делается за окном!

В конце ноября в газетах появились отчеты о масштабе разрушений. Мы и так видели, во что превращались дорогие сердцу каждого лондонца исторические здания в центре города. Однако для жителей провинции новости были просто ошеломляющими, так же как для нас – новости о жертвах и разрушениях в других частях страны. Строгие правила цензуры соблюдались неукоснительно: информацию о потерях разрешалось публиковать в газетах не раньше чем через четырнадцать дней после события. Старинная церковь Сент-Джеймс на Пиккадилли, одна из самых известных достопримечательностей столицы, сильно пострадала, собор Нотр-Дам-де-ля-Франс на Лестер-сквер был полностью разрушен, отели «Карлтон» и «Савой» повреждены, как и Гринвичская обсерватория. Моя сестра еще раньше писала мне о разрушениях у них в Бристоле. Теперь же публике стало известно о бомбежке прекрасных памятников архитектуры: Грейт-холл Бристольского университета, больница Святого Петра – здание Елизаветинской эпохи, знаменитый Голландский дом, здание Старого Королевского суда возле Гилдхолла – все они значительно пострадали, а чудесная Церковь тамплиеров, построенная Робертом Глостерским в XII веке, просто перестала существовать.

Из Америки продолжала поступать помощь от Красного Креста и других благотворительных организаций. Моя сестра, работавшая волонтером в Бристоле, рассказывала, что они получают большие коробки с одеялами и одеждой, предназначенными для тех, кто остался без крыши над головой. Марджери Скотт, чьи проекты поддержки беженцев и так были более чем успешны, охватила своей деятельностью всю Канаду, откуда хлынул нескончаемый поток посылок. Ее радиопередачи привлекли внимание крупной организации под названием «Бета Сигма Фи», международного женского сообщества со штаб-квартирой в Канзас-Сити. Они прислали ей письмо с предложением стать почетным членом их организации. Марджери согласилась, сама толком не зная, что за этим последует. А последствия не заставили себя ждать: от женского сообщества начали поступать тысячи и тысячи долларов для экипировки бригад первой медицинской помощи и покупки необходимого оборудования для бомбоубежищ. Многие пожилые люди в больнице на Чейни-Уок, чьи дома были разбомблены, получили красивые одеяла, теплые пальто и свитера от щедрых людей из Канады и Америки. Дети помимо одежды получили чудесные игрушки. У нас в Челси Марджери Скотт стала кем-то вроде Санта-Клауса, являющегося с грудой подарков. (Эти благотворительные организации не прекращали помощь до самого окончания войны, сформировав по всей Канаде «Клубы Марджери Скотт».)

В пустыне Ливии шли ожесточенные бои с подразделениями итальянской армии. Что касается бомбардировок Германии – из-за ухудшения погоды наши рейды стали чуть менее интенсивными, как и налеты люфтваффе на Британию. Однако самолеты Королевских ВВС посетили Неаполь. Неаполитанский залив – красивейшее место, которое в моем воображении плохо вязалось с такими понятиями, как «война» и «бомбежка», но сейчас там стояли вражеские эсминцы, и их следовало уничтожить.

Впрочем, в Челси недостатка в бомбах не было. Ночь на 8 декабря выдалась бурной. Утром, когда я пришла на дежурство, меня встретила Пегги – как всегда, свежая и бодрая. «Пойдем, – сказала она, – познакомишься с нашим гостем. Он явился на рассвете. Только сними туфли, а то можешь потревожить его». Я решила, что Пегги имеет в виду ребенка, которого спасатели доставили к нам в больницу. Но я ошиблась. Никакой это был не ребенок, но неразорвавшийся фугасный снаряд, плотно засевший в операционной!

Пегги с величайшей осторожностью приоткрыла дверь, и мы заглянули в образовавшуюся щелку. Вот он, вторгшийся в наши владения нарушитель спокойствия, дожидается своей участи – прихода саперов, которые выпроводят его вон, как выпроваживают всех непрошеных гостей. В пункте первой медицинской помощи царило всеобщее волнение. Все ходили босиком, стараясь ступать как можно тише. Мы получили приказ эвакуироваться, но прежде старшая сестра отделения хотела, чтобы хранившиеся в шкафу медикаменты и хирургические инструменты были вынесены из операционной. Каждому из нас предстояло совершить рискованное путешествие: пройти на цыпочках мимо бомбы и забрать из шкафа все, что сможем унести. Мы проделывали этот путь затаив дыхание. Однажды молодой офицер из отряда саперов сказал мне, что на самом деле фугасы не так опасны, как многие думают. Неразорвавшиеся снаряды редко срабатывают. Примерно те же аргументы приводила старшая сестра, увещевая санитара, который выразил сомнения в разумности нашего предприятия по спасению лекарств: «С какой стати эта штука, пробившая крышу больницы, пролетевшая пять этажей и рухнувшая со всего маху на пол операционной, должна взорваться теперь, когда мы ходим мимо нее со всей деликатностью, как ходил Ной перед очами Господа?»