Я тронул ее когти так, как они это делают в знак приветствия, и ворковал, и гладил ее длинную шерсть, и дал обнюхать мне лицо. Ее цепкие губы свернулись от боли при схватке, глаза моргали измученно и слабо, и она снова мяукнула – ужасный выдох, совсем не характерный для здорового льва. Она крепко прижимала задние лапы к груди, а шерсть намокла от крови и околоплодных вод.

– Не тревожься, Глина, все у нас хорошо. Дай я посмотрю, дай посмотрю. Я толкнул ее лапы, и она чуть раскрылась. – Расслабься, расслабься.

Ручка, покрытая слипшимся светлым мехом, торчала из щели прямо под ее грудиной: три пальчика с жемчужными кончиками, готовыми вырасти в когти. Львята должны рождаться головой вперед, как люди. Дело было плохо. Я коснулся ручки. Пальцы дернулись. Может, шанс есть. Я погладил живот, пытаясь прощупать положение котенка. Когти мамочки начали гладить мне спину – очень нежно, просто отвечая. Котенок лежал не полностью поперек, насколько я понял, – если только не принял напрягшуюся мышцу живота за его головенку (вполне может быть), но раскрытие было полным и, может быть – может быть, – мне удастся извлечь малыша.

Самец-вожак, Копатель, на краю вырубки заворчал и царапнул когтями землю, наблюдая за мной.

Я потер чуть сильнее, и ее когти зацепили воротник моей куртки и начали его рвать.

– Расслабься, расслабься, если тебе так лучше, то рви, сколько хочешь. – Я стоял рядом с ней на коленях, в досягаемости задней лапы. – Не напрягайся, лапочка. – Я чуть потянул ручку и потер снаружи, пытаясь провести голову мимо горба, но у меня не получилось. Я почти смог, и у нее и пошла потуга, но мы ничего не добились, разве что малышу стало еще тяжелее. Глина всхлипнула так, что у меня сердце сжалось.

Не задумываясь, я закатал рукав и засунул руку внутрь, в жар и слизь, и в мощные мышцы. Головка так близко! А львица провела когтями по моему воротнику, и куртке, и бахроме. Мои пальцы сомкнулись вокруг головы львенка, вокруг мордочки, и провели голову мимо вытянутой ручки, – и львица вдруг потужилась, а я потянул, потянул за ручку и за мордочку в родовых путях, а ее когти вошли мне в волосы, и мордочка уже вышла, розовая, а когти бритвами прошлись по моему скальпу и волосы посыпались мне на плечи. Вся голова родилась со следующей потугой, и я прочистил носик и пасть, а она снова потужилась, вспарывая когтями мне куртку, и тельце тоже родилось. Дитя вдохнуло и вякнуло, и я показал его ей – мальчик – и положил рядом, и когти вылетели из моих волос, и она его облизывала, а он лизал ее. Оба были слабы, но радостны, а я медленно пятился, продолжая ворковать. Славный счастливый малыш, чудесная мама прекрасно поработала.

Копальщик с рычанием надвигался на меня на всех четырех лапах. Я встал. Он поднялся на задние лапы. Мои глаза находились на уровне его груди, так что я был в откровенно проигрышном положении. Он прыгал быстрее, чем я мог бы бежать, так что бегство ничего не дало бы. Но у меня всегда было чутье на львов, как и на котов. Стекловары или еще кто-то их одомашнили. Наверное, Копальщик знал, как быть номером вторым, если бы я смог показать ему, что я – номер первый. Или так мне казалось.

Я сделал шаг вперед. Он занес когти, так что мое проигрышное положение стало еще яснее. Я зарычал и поднял руки как можно более угрожающим движением – жалкие мясные пальцы. Интересно, львы могут смеяться? Мне нужна была большая палка, но, если я за ней наклонюсь, меня распустят на тряпочки. Однако ему надо было только продемонстрировать свою власть, так что отвел заднюю лапу и выпнул на меня громадный ком земли и камней. Я заметил летящий ком и поймал его уцелевшей частью куртки. Схватив какой-то камень, я с силой бросил его, метясь ниже грудины, в его мужской орган. Мне еще раз повезло. Он взвыл и согнулся, но тут же выпрямился и изготовился прыгать. Я бросил еще одним камнем в его острый нос, который, как я надеялся, окажется еще более нежным, чем его орган, попал прямо в него – и он упал. В качестве завершающего аргумента я вывалил на него грязь со своей куртки. Он остался лежать с окровавленной мордой – новый номер второй.

Я обошел вырубку, протягивая руку другим львам, хоть мне с трудом удавалось сдерживать ее дрожь. Кое-кто из молодых самцов принюхивался, и я затаил дыхание: вдруг они решат бросить мне вызов. Вся стая смотрела на меня. Никаких вызовов. Я погладил Глину и львенка и ушел, стараясь двигаться как можно увереннее.

И вот в сумерках я вернулся в город, порванный, обстриженный, окровавленный, покрытый холодным потом и задыхающийся. Я понял, что потратил годовой запас удачи. Меня ведь могли убить прямо там, при всей их одомашненности, даже коты способны убить, не говоря уже о львах. И что же я за идиот? Я идиот, который выиграл, но стоил ли того мой приз?

Индира подбежала ко мне – Хигг! Хигг! – но как только убедилась, что я цел, а на мне только кровь Глины, то тут же вернулась к своему ткацкому станку: она всегда была усердной. Женщины крепче, но не всегда в том, в чем мне хотелось бы. Она уже была беременна…

И вот теперь Индира рожала и подумала, что при ходьбе спина будет болеть меньше – и так оно и оказалось. Скоро она уже стояла на четвереньках и тужилась. Бек – чисто декоративная часть помещения – все так же держался у двери. Я встал перед ней на колени, стирая пот с лица, которое я порой вижу перед тем, как проснуться в пустой постели, а она уже болтала и дышала нормально без всяких напоминаний. Блас сидел на стуле позади нее и держал зеркало, чтобы она могла смотреть на свои труды. Еще один медик ожидал с салфетками, теплой водой и одеялами и пеленками, готовый подскочить с необходимым, одновременно следя за очагом, чтобы всем было тепло. Бек время от времени высовывался из двери, чтобы переброситься словами с кем-то на улице, стараясь оказаться как можно дальше, но так, чтобы это еще не считалось трусливым побегом.

Головка показалась и родилась, а потом одно плечо… два плеча, мокрые и чудесные, а потом и весь малыш. Мы с Бласом немного обтерли ребенка, быстро его проверили, и Индира плюхнулась на кровать, чтобы взять младенца – чудесную девочку с хорошими легкими. Мы с Индирой полюбовались на нее, потом это сделали медики – и, наконец, Бек набрался храбрости, чтобы подойти и посмотреть. Все мы были потрясены и поздравляли друг друга. Это нас заняло до выхода последа.

Новая девочка. Не знаю, как Индира с Беком решат ее назвать, но я уже был готов петь ей песни и стричь льва на шерсть для пушистых тапочек, чтобы этим нежным ножкам всегда было тепло.