Мы разберемся с последствиями позже. Скоро в дверь постучатся огромные страдания, но до тех пор я буду со своей сестрой. Я нужна ей больше, чем когда-либо.

Я снова беру ее на руки, позволяя ей плакать у меня на шее, пока она цепляется за мое платье.

— Я… мне так жаль, — заикается она.

Я глажу ее по волосам, изо всех сил стараясь успокоить ее.

— Тише. Это не твоя вина. Ты ни в чем не виновата. — Я целую ее в висок.

Она крепче сжимает меня в объятиях, ее слезы пропитывают мое платье, но меня это не беспокоит. Что действительно имеет значение, так это слезы моей сестры, за которые я несу ответственность.

Я слышу слабое эхо голосов людей снизу, требующих вернуть свои деньги. Очевидно, что они очень расстроены и взбешены нашим внезапным побегом. Я уже чувствую, какой ад приготовили для нас наши приемные родители.

Будет ли у нас когда-нибудь семья, которая будет по-настоящему любить нас?

Я до сих пор помню тот день, когда наша мама оставила нас в ближайшем "Макдоналдсе", сказав, что вернется через несколько минут. Несколько минут превратились в несколько часов. Ни я, ни моя сестра не покидали этого места, пока ждали нашу маму, держа друг друга за руки. Единственных свитеров, которые у нас были, было недостаточно, чтобы согреться темной зимней декабрьской ночью. К тому времени, как наступила ночь, мы оба дрожали с головы до ног. К счастью, владелец сжалился над нами и впустил нас. Пробило полночь, но наша мать все еще не вернулась.

Мы были одни, голодные и замерзшие. Владелец вызвал полицию, и после допроса нас отвезли в нашу квартиру-студию. Но то, что встретило нас, заставило нашу кровь застыть, как ледяную воду.

Это было безжизненное тело нашей матери, лежащее на деревянном полу. Но ее бледная кожа и темные круги под глазами не были похожи на мамины. Она выглядела такой счастливой, такой живой, когда была с нами. Такого зрелища никто из нас никогда раньше не видел. Зрелище, которое будет преследовать нас еще много ночей… может быть, навсегда.

Один из полицейских медленно подвел нас к обмякшему телу нашей матери, и именно тогда мы увидели укол, свободно нанесенный на ее руку. Ее пальцы и губы посинели, как от обморожений. Изо рта у нее шла пена, собираясь на земле. Что-то внутри нас сломалось той ночью.

Невинность. Забота. Любовь.

Потеря матери была тяжелой для нас, и поскольку других членов семьи у нас не было, нас отдали в приемную семью. В тот день, когда мы приехали сюда, все казалось идеальным. Мистер и миссис Джонс встретили нас с распростертыми объятиями и приятной улыбкой. Они накормили нас и подарили лучшую одежду и игрушки. Но мы обе и не подозревали, что точно так же, как те куклы, которых они нам подарили, они пытались превратить нас в одну из них, чтобы угодить таким извращенцам, как сегодня.

В первый раз, когда мы отказались выполнить их заказ, миссис Джонс избила нас кнутом до тех пор, пока из наших спин не потекла кровь. В течение нескольких дней мы с сестрой едва могли лечь в постель или сесть на стул, не поморщившись. Мы не могли просто убежать, потому что нам больше некуда было идти.

— Они причинят нам еще больше боли, не так ли? — шепчет моя сестра прерывающимся голосом.

Я не отвечаю ей, потому что мы обе знаем, что за этим последует. Она продолжает плакать, изливая свое горе, в то время как мои руки не отпускают ее.

Внезапно дверь распахивается, заставляя нас обоих отскочить назад.

— Ах ты, маленькая сучка! — шипит мистер Джонс сквозь стиснутые зубы. Его лицо краснеет от гнева, вены вздуваются на лбу.

Моя сестра немедленно прячется за мной, и я встаю перед ней как ее защитник.

Я моргаю сквозь слезы, глядя на него. Он смотрит прямо в ответ, как будто ждет ответа.

— Это была не ее вина, — бормочу я.

— Это не ее вина. — Его глаза сужаются, прежде чем он входит и закрывает за собой дверь. Он расстегивает свой коричневый кожаный ремень и оборачивает его вокруг руки. — Тогда чья же это была вина? Ответь мне.

Я проглатываю комок в горле, изо всех сил стараясь быть храброй ради своей сестры, которая дрожит как осиновый лист позади меня.

— Скажи. Мне. — Он смотрит прямо мне в глаза своими темными, порочными глазами.

— Э-э…это была моя вина. Понятно? — Мой голос срывается. — Это было всего один раз. Раньше такого не случалось. Ошибки могут случиться.

— Твоя гребаная ошибка стоила мне кучу денег! — рявкает он и хватает меня за руку, заставляя встать, и прижимает к стене.

— Нет! Остановись! — кричит моя сестра, когда мистер Джонс крепко сжимает мои волосы в кулак и с силой прижимает меня к стене так, что я оказываюсь спиной к нему.

Он смотрит на мою сестру убийственным взглядом, который заставляет ее сделать шаг назад. Я поднимаю руки за спину, чтобы схватить его за руку, но это тщетная попытка, когда он расстегивает на мне платье сзади.

— Отстань от меня! — кричу я, но он не слушает. Его хватка за мои волосы причиняет мне боль до самых корней, заставляя мое лицо морщиться от боли.

— По твоей вине мои клиенты не оставили сегодня ни пенни.

ТРЕСК. ТРЕСК. ТРЕСК.

Я чувствую резкие, как у гадюки, удары его ремня по моей коже, прежде чем слышу это. Боль такая мучительная, что мои колени подкашиваются, и я падаю на землю.