– Я действительно заболел! – воскликнул он.

– Не сотрясай воздух, как ты любишь говорить, – спокойно произнесла она. – Я в это не верю. Выглядишь хорошо, на лице румянец. Кроме того, я точно знаю: когда мужчина болеет, он требует к себе беспрерывного внимания. Ты же все мои предложения помощи отверг.

– Я не хотел тебя заразить! – тем же повышенным тоном выдал он.

Анна улыбнулась.

– Не принимается. Ни разу не заметила за тобой сверхзаботы обо мне, – тем же спокойным, бархатным голосом сказала она.

– Давай по-честному, как ты любишь говорить, – съехидничал Матвей. – А кто тебе мешал приехать?! На харьковский массив виза не нужна, – растягивая последнее предложение, цинично упрекнул он.

Матвей попытался перевести стрелки на нее. Слабый ход.

– Ты прав: не нужна, – Анна нежно улыбнулась. – Я не приехала исключительно из уважения к твоему личному пространству. Точно так же мне не хотелось бы, чтобы ты без предупреждения появился на моем пороге. Но, раз ты даешь разрешение на такой формат отношений, с этого момента буду приезжать, когда мне вздумается.

На ее лице застыла наивно-нежная улыбка. Для полноты картины Анна даже похлопала ресницами. У Матвея забегали глаза.

– Нет, так делать не стоит, – включил он заднюю.

– Вот видишь, ты с моим решением согласен. А значит, не болел.

Вместо ответа он замахал руками, всем видом демонстрируя несогласие и возмущение. Анне его излишняя эмоциональность поднадоела. Она применила ту же технику, что и он когда-то, – «Луч» прямо в третий глаз. Матвей чуть дернулся, но махать руками перестал.

– У меня все просто, Матвей, – она сделала паузу. Он притих. – Отношения – это двухстороннее движение. Если ты не звонишь мне, ты звонишь кому-то другому, – тихо сказала она. – Значит, я делаю то же самое, – она повысила тон, сделав акцент на последней фразе. – Если ты не проводишь свободное время со мной, ты проводишь его с кем-то другим. Значит, я делаю то же самое!

Его лицо исказила гримаса ужаса. Анна тем же бархатным голосом, но уже с холодной, металлической нотой продолжила:

– Если ты не спишь со мной, ты спишь с кем-то другим…

– Значит, ты делаешь то же самое! – закричал он. – Я понял!

– Вот видишь, ты и сам все знаешь.

Анна смотрела ему в глаза взглядом, полным огня, продолжая думать его головой. Их пламенный контакт не прекращался. Матвей прикоснулся к области сердца. В этот момент она обратила внимание на то, что он в рубашке с нагрудным карманом, поверх которой надет тонкий полупрозрачный свитер. В кармане лежал телефон – звук вибрации подтвердил это.

– Я отлучусь на минуту, – он резко встал и вышел из-за стола.

Анна никогда не замечала за ним манеры носить телефон в нагрудном кармане. Он всегда держал его в переднем кармане джинсов. «Неужели записывает?» Она не успела додумать мысль, как Матвей материализовался. Он отсутствовал меньше минуты.

– Значит, отношения для тебя двухстороннее движение, – он сел на диван напротив. – А как же любовь? – улыбнулся «муж-ревнивец».

– Любовь? – она перевела на него гипнотический взгляд. – А чем двухстороннее движение мешает любви?

– Я думал, что любовь – как в «Юноне и Авось». Она его ждала. А у тебя это какие-то торговые отношения. Я тебе фарш, ты мне колбасу. – На его щеках проступил румянец, что свидетельствовало о высшем сексуальном возбуждении.

Анна проникновенно смотрела в воображаемую точку на его затылке.

– Матвей, безусловной любви в отношении мужчины быть не должно. Ты перепутал. Безусловно можно любить своих детей. Любовь между мужчиной и женщиной – это обоюдное уважение, доверие, влечение.

– А как же «Юнона и Авось»? «Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду», – процитировал он строчку знаменитого романса.

– Кончита ждала, только нигде не написано, что она в это время делала, – Анна улыбнулась. – Я тоже тебя жду, только не у окна. Ты наслаждаешься жизнью отдельно от меня, я делаю то же самое, – в ее взгляде появился азарт. – Будем наслаждаться жизнью порознь, – закончила она на выдохе.

Матвей застонал, положил руки на стол и опустил лицо на ладони. Он периодически приподнимал голову, бросал короткий взгляд на Анну и вновь стонал. Он бился головой о ладони, что на самом деле означало об стол. Высший показатель беспомощности и полной капитуляции.