— Гром, — едва слышно шепнул я, положив руку на затылок пса, — Гром…

Он ощутимо напрягся под моей рукой.

Мысль моя работала люто. Я сознавал, что переполох поднял на ноги местных жителей, и кто-нибудь из них по наивности сейчас, вылупив глаза, прилетит сюда на крыльях любопытства, имея реальную возможность отхватить пулю.

Но с другой стороны ствол у виска Наташи! Конечно, выстрел сразу лишает преступника всех шансов, но в таком запале мысль не работает, а горит, и вполне он может пальнуть, не думая. И будет поздно.

Смотреть в «бойницу» было адски неудобно. Предупреждающе держа ладонь на холке Грома, я осторожно выглянул влево. Бандит нас совсем не видел, стоя к нам спиной…

— Долой! — возопил он с запредельно диким надрывом. — Уйти! Всем уйти! Собаку убрать! Убрать!

И он взмахнул правой рукой.

Все! Вот оно!

— Взять! — с присвистом шепнул я в ухо Грому и сильно хлопнул его по спине.

До врага было метров пять-семь. Для овчарки это — секунда.

Гром страшно полоснул клыками по бедру, порвав штаны и кожу, но даже не в травме дело, она не смертельная. Суть во внезапности. И в ударе. Все-таки масса овчарки — где-то полцентнера, а то и больше. Гром просто сшиб бандита с ног.

Издав дикий вопль, тот упал, увлекая за собой заложницу, но та — чудо! — вдруг смекнула, где спасение. Неловко взмахнув руками, она завалилась было назад и вправо, и однако судорожным усилием рванулась вперед, упала на коленки и быстро-быстро припустилась на карачках — вряд ли соображая куда, но подальше от пережитого ужаса.

— Живым! Живым брать! — заорал Романов, кидаясь к поверженному.

Все кинулись к нему, я тоже. Все, кроме Наташи, помчавшейся со скоростью взбесившейся сороконожки.

Я испугался за Грома, бросившегося на врага — тот все же держал пистолет крепко. Но сделал то, чего никто не ждал.

Он ткнул стволом пистолета себе в висок и нажал спуск.

Выстрел хлопнул совсем глухо. Голова припадочно дернулась. Кровавая слякоть плеснула наземь. Гром застыл на полусогнутых лапах — тоже, видать, обалдев по-собачьи.

На миг застыли все. И тут Романов с силой плюнул:

— Тьфу!

Собаки по всей деревне взбеленились, орали адской разноголосицей, и даже Корнет подгавкнул им инстинктивно, а у Грома вырвалось лишь краткое ворчание.

Первые местные жители с ошалелыми лицами уже подбегали к распахнутой калитке, а справа отчаянно завывал мотор — «Москвич» Петра Петровича на всех парах летел по улице.

Виктор выбежал из двора, блокируя деревенских энтузиастов:

— Стой! Стой! Куда?! Милиция, уголовный розыск! Сюда нельзя!

И выхватив удостоверение, сунул его под нос какому-то немолодому аборигену. Не знаю уж, решил, что провинциал не отличит КГБ от МВД… а может, у него хитрее было сделано: на «ксиву» КГБ надета была обложка МВД, случались и такие гибриды.

— А чо? — вытаращился любопытный дед. — Чо случилось то?!

— А то! — агрессивно нажал Виктор. — Что у вас тут под видом скупщиков скрывались опасные преступники! Ясно?

— Ух ты, ядрена шишка! И… ликвидировали?!

— Граждане, разойдись по домам! — не отвечая по существу, напряг горло Виктор. — Милиция, уголовный розыск!

Эти магические слова почти не повлияли. Скорее, напротив, жгучий интерес полыхнул пуще прежнего. Все-таки в этой пейзанской жизни при огромном объеме трудной рутинной работы информационный поток слабенький. А тут сразу информационный взрыв! Не удивлюсь, если с дальних сторон села сейчас сюда стремглав несутся здешние любомудры.

Впрочем, пока подкатил «Москвич», из которого спешно выкарабкались Петрович и здешний председатель.

— Василий Иваныч! — взмолился Виктор. — Угомоните своих! Нам работать надо!..

— Федор! — строго вскричал председатель на шустрого дедка. — Тебе больше всех надо? Сказано, работает милиция, стало быть, вам делать нечего!..

— Да Иваныч, ядрена шишка, это что ж делается?! Это твои заготовители, я ж тебе говорил, что с ними неладно! Приехали, небось, иконы по деревням обирать!.. Я ж говорил!

— А я без тебя не вижу? Это что, твоего ума дело об этом думать? У тебя вон, огород да хлев, о том и думай!..

Пока шел этот диспут, Петр Петрович спешно прошел во двор, и никто его не остановил. Он сам остановился уже во дворе, глядя на покойника. Лицо его ничего не выражало.

— Да-а… — протянул он, — чем дальше в лес, тем партизаны толще.

Наташа меж тем, схватившись за штакетник, начала подниматься. Слепой квадроберский маршрут уткнул ее в забор, разгораживающий участки. Видимо, слабо сознавая происходящее, она механически начала вставать просто потому, что дальше некуда.