Но я предусмотрительно спросил:

— А не будет ли это выглядеть… как это сказать, слишком уж вызывающим? Они — не раскусят ли? Нет, я не боюсь, ни в коем случае! Я ж понимаю: подписку дал — и все по-взрослому. Но они-то не дураки. Не решат ли, что это наш розыгрыш?

Лейтенант усмехнулся:

— Не должны. Знаешь… я сам только сейчас от шефа узнал, что эта дура безмозглая языком трясла где ни попадя: у нас, дескать, солдат новый в части появился. Такой, говорит, красавчик, двухметровый, я как только его увидела, так сразу протекла… Я бы, говорит, ему без разговоров дала бы, и так, и раком… Ты извини, но у нас же деловой разговор, так что без обиняков!

— Да ничего, — сказал я.

— Ну, вот так она молола без ума, а у стен уши есть. Не знаю уж, до самого-то Синякова дошло или нет… а хотя, это уже неважно.

— М-да… Тема, в принципе, смелая. Дерзкая. Мне такие нравятся.

— Ну еще бы! — тут лицо лейтенанта приобрело сложносочиненное выражение. — Между прочим… Насколько я понял, тебя никто не ограничивает.

И пояснил мысль.

Наталья здесь, в городе, конечно, обзавелась знакомствами. Она вообще была человек общительный и даже обаятельный, этого не отнять. И не то, чтобы мужиков нарочно охмурять, а просто так у нее это выходило, без всякой цели. Харизма, черт возьми! Какая-то легкость, незлобивость, незлопамятность. Ну а то, что мужчины под ноги стелются один за другим — это естественное следствие той самой харизмы.

— К ней вообще люди тянутся! — поделился наблюдением Богомилов. — Вот поди ж ты!.. Живой магнит, блин. Ну и, правду сказать, есть в ней это, свет какой-то, хоть и дура, хоть и жадная… А хотя она даже не жадная. И уж совсем не скупая. Просто транжирила налево и направо, а муженек из кожи вон лез, чтобы ее ублажать. Во все тяжкие пустился… А ей и горя мало. Сколько ни дай денег, все просрет. И еще клянчить будет… Ну да ладно! Ближе к теме.

Ближе к теме — Натали перезнакомилась со многими, и даже обзавелась подружками, схожими по характеру. Одна вроде бы и замужняя, да как-то с мужем у нее не пойми что, и даже не по ее вине, а он сам такой. Все что-то гонялся за длинным рублем, мотался по северам, по дальним краям, было дело, и уходил от нее, находил каких-то баб. Потом приходил, каялся… Короче, роман, а не жизнь. Другая — что-то вроде «соломенной вдовы», у этой муж был «творческая личность», местная богема. Подался в Питер, покорять град Петров талантами своими (этот северный край и экономически и социально как-то больше тяготел к Ленинграду, чем к Москве) — ну там, видать, и пополнил ряды непризнанных дарований, а потом просто исчез, в самом прямом смысле. Канул куда-то без вести, ни слуху, ни духу. И умершим почему-то его не признавали, вот даже не знаю, почему. А супруга осталась в неизвестном статусе; то есть, формально-то она женой так и числилась до поры-до времени, но окружающие пофыркивали в кулаки да ладошки. В маленьком патриархальном городке репутация у дамы была так себе. На что она плевала с высокой колокольни. Звали ее Марина.

— Ну, рыбак-то рыбака видит издалека… Вот эти профуры друг дружку и нашли…

«Соломенная вдова» проживала одна в двухкомнатной квартире, и по дружбе пускала туда Натали. Понятно, зачем, хотя формально это считалось под покровом тайны до ближайших дней. Когда после смерти Синякова командир принялся беспощадно потрошить душевный мир вдовы. Заливаясь горючими слезами, та созналась, что грешила там плотскими соитиями. Дважды. На суровый вопрос «с кем?» последовали новые отчаянные рыдания, не вызвавшие у полковника ни малейшего сочувствия. Напротив, железные требования отвечать немедленно:

— Ты хоть сознаешь, чем твой муж занимался? Отдаешь себе отчет, бестолочь? Хочешь, чтобы тебе соучастие пришили? Так это мигом! И пойдешь по статье как миленькая. Ты уже одной ногой на зоне, соображаешь ты это своей дурной балдой?!

Призрак женской зоны пугал вдову до обморока:

— Ев… Евгений Павлович, я не могу! Нет! Мне так стыдно!..

— Нет, ты посмотри-ка! Стыдно ей. А когда ракушку свою расщеперила, стыдно не было?

— Евгений Палыч, зачем вы так говорите?!..

— А как с тобой говорить?! Как с баронессой фон Вестфален?

Вряд ли наш командир помнил, что говорит в данном случае о супруге Карла Маркса. Натали же по дурости совсем этого не знала… Наконец, после долгого горького плача она созналась, что это были командированные из облисполкома. Один из финансового управления, другой из управления культуры. Марина была местная аристократка, она только таких привечала. И в обкоме, и в облисполкоме, и в облсовете все чинуши уже знали, что в Жаровске такая вот Марина имеется. И если выпадала туда командировка, довольно потирали руки, предвкушая услады в нелегкой командировочной жизни.

Естественно, Романов выпытал их имена, отчасти отчества. Фамилий Наталья не знала. Проверил — все совпало. Были такие-то именно в такие дни. Конечно, палить мужиков по начальству полковник не стал, но в особый кондуит занес.

Ну и вот, собственно: у наших чекистов созрел план. Пусть неугомонная вдова якобы воспылает страстью к рядовому бойцу, а боец не против. Пусть они договорятся встретиться на квартире у Марины. И встретятся, создав видимость интима. Для этого Наталье придется выскользнуть под каким-то предлогом из офицерского городка, а рядовому Сергееву либо вымутить увольнительную, либо, рискнуть и дернуть в самоход…

Тут я решительно замотал головой:

— Не годится. Самоход. У нас и дембеля-то не решаются, уж слишком все закрыто-перекрыто…

Ну, здесь что правда, то правда. Конечно, часовые на постах могли бы и закрыть временно глаза — свой брат-солдат, стучать на своих западло. Но вот собак не проведешь! Они этого понимать не хотят, сразу лай подымут до небес, а тогда сразу же и «караул в ружье», и поверку личного состава могут учинить, чтобы выявить «самохода»… ну и, словом, овчинка выделки не стоит. Хотя, конечно, не без этого, всякое бывало. Случалось и срывались в самовольную отлучку, и благополучно возвращались незамеченными.