Шрифт:
Осуждающе цокает.
Поворачиваюсь за её взглядом.
Повисает пауза.
Вера.... Вау какая Вера! Красавица.
Ей, как Царевне-лягушке надо шкурку сжечь! Прячет такую ляпоту в балахонах своих.
Вера расстроенно заламывает пальцы. Лицо в контрастных пятнах.
– Нарядилась она! Лучше бы детям каши с утра сварила.... Будерброды едят, желудки портят.
– Здравствуйте, Ирина Альбертовна, - вздрогнувшим голосом здоровается Вера.
– Здравствуй-здравствуй... Поболеть ты тоже мастерица. Вот... рассказываю твоему мужу, что ты за фрукт.
– А я в курсе, что Вера за фрукт, - решительно притягиваю Веру к себе, пряча в объятиях от оскорблений.
– Распробовал. Вам, вижу, не по вкусу был.
Глажу Веру по обнаженным предплечьям, желая поддержать.
Нормальная Вера мама, нехуй тут....
– Не по вкусу....
– ворчливо.
– Тут дело не во фрукте, а во вкусе.
Ощущаю, как колотит в моих руках Веру.
Отпускаю её.
– Я Вас провожу, Ирина Альбертовна.
– Так.... не собралась ещё Ирина-то.
– Придется на улице подождать, - подхватываю вежливо её за локоть. И.... эвакуирую. Пора прекращать этот поток дерьма.
– Что Вы меня тащите?!
Выпроваживаю за дверь.
– У меня в доме есть правило - гости о хозяевах плохо не говорят.
– А я не плохо. Я правду. Чтобы предупредить!
– Это вы на рынок сходите, предупредите там товарок. С удовольствием вас выслушают.
– Не смейте меня оскорблять!
– Отныне и впредь, детей ждёте здесь.
Захлопываю дверь перед ее носом, оставляя за забором.
Делаю глубокий вдох в поисках дзена.
– Малахольный какой-то!
– возмущается за забором.
– Ему правду говорят, а он человека гонит. Нашел с кем связаться, с Веркою...
От "Верки" меня корежит до зубовного скрежета. Какая она ей "Верка"?!
Вера - скромная и трепетная. Она - Верочка...
От крыльца к выходу идёт Иринка. Останавливается у Барса. Протягивает ему корочку от бутерброда, которую не доела.
Он аккуратно забирает у нее из пальцев.
– Его надо отпуштить с цепи.
– Не забоишься?
– Не-а....
– Ну, прально, после вашей Мальбертовны, никакие собаки не страшны...
– Шочувштвуешь мне?
– пытливо скашивает взгляд.
– Сочувствую.
– Попкорна тогда купите!
– повелительно.
– И жвачки... И....
– Страдалица...
– начинаю прикалываться я.
– Как на казнь отпускаю! Через четыре часа заберём. Продержись!
– сжимаю кулак в стиле "военного сопротивления".
Вздохнув, отвечает мне таким же брутальным жестом.
Фыркаю от смеха.
Прикольная деваха.
Возвращаюсь к Вере, помогаю надеть ей пальто. Она бледна и молчалива.
– Тяжёлая женщина....
– комментирую я.
– На мачеху мою похожа.
Спускаясь с крыльца, машинально подаю Вере руку. Хотя откуда у меня такие "машинальности" - хз. Просто она такая женственная... И рука сама тянется.
– Ты с мачехой рос?
– Четырнадцать мне было, отец привел. Она меня не любила. А сына своего - да. Очень. Я страдал от контраста. Пока я в армии был, отец умер. Она все отжала до копейки, даже дом наш. На улице меня оставила. Ещё и виноватым выставила. Перед всеми поливала меня... Вот один в один ваша Мальбертовна.
– Грустно...
– Нормально! С братом потом, как он подрос, разрулили по-братски с наследством. Так что - не грусти, Верочка. За пиздецами всегда леденцы!
В кинотеатре тепло пахнет сладким попкорном.
Встречаю там несколько знакомых. Гордо притягиваю Веру к себе за талию. Представляю женой.
Знакомых у меня полгорода. "Спасатель" - дело такое.
Я набираю нам чипсов, попкорна, колы и шоколад для Веры. Дети бы меня прокляли! Но виноватым себя не считаю. Родители - тоже люди.
Гнездимся на вип-диванчике, и развалившись смотрим завязку фильма. Критикуем нестыковки, банальности и вообще, "Чужой уже не тот, наивняк какой-то" - понимающе глядя друг другу в глаза сходимся в едином мнении.
Остаток экшена досматриваем лениво и на расслабоне. Соприкасаясь часто в большом стакане попкорна пальцами.
Засмотревшись, автоматически ловлю ее пальцы, сжимаю. И держу. Мой большой палец проезжается по обручальному колечку.
А когда осознаю, что сцапал ее руку, уже вроде как и не отпустишь незаметно...