— Здравствуйте, МихалМакарыч. Что-нибудь случилось?

Почему звонит мне, а не своему непосредственному начальнику Овчинникову, понятно. Игорь на родину укатил. Внял моему предупреждению о скором экстренном аврале и если есть дела в семье, то.

— На станции эшелон с нашим грузом задержали! — в голосе ещё не отчаяние, но уже растерянность.

— О как! — несмотря на удручающую новость, тон мой неистребимо беззаботный. — А что у нас там, в эшелоне? На какой, кстати, станции?

— На нашей, байконурской. Груз важный. Двигатели РД-0121, партия в двадцать штук, титановые формы, да много чего, — торопится Линьков. — Что же это делается, Виктор Александрович?! Чего это они, а?

— МихалМакарыч, хватит причитать. Щас приеду и разберусь. Будут возникать… — хотел сказать «морду набью», но вовремя удержался. Не стоит учить подчинённых плохому. — Будут спорить, им же хуже.

Слегка успокоенный Линьков прощается, а я начинаю формировать ударную группу. Торопиться не собираюсь, я ещё на обеде не был. Время приёма пищи — священно. Война войной, а обед по расписанию.

14 августа, суббота, время 13:35.

Байконур, грузовое отделение ж/д станции.

— Не понял… — с гигантским разочарованием оглядываю окрестности. Пусто.

Отсутствие машиниста в кабине тепловоза не удивляет. Эшелон стоит. Но нет никакого руководства, и даже люди в робах, обычно деловито копошащиеся тут и там, словно попрятались. И мы их видели, пока шли сюда. Но вот рядом с нашим эшелоном — безлюдная зона отчуждения

Линьков срывается в сторону ближайшего гражданского строения. Ну, наверное, в курсе, что и где. Мне не по себе. Удар в пустоту. Всё равно что сорвался с боевыми товарищами, прослышав о месте, где буянят и резвятся гопники. Хвать! А нет никого, вокруг тишь и благорастворение воздусей.

Кому разъяснять высокую политику Агентства и мира, кого нагибать, кому морду бить, условно говоря? Или не условно. Ожидал встретить авторитетную группу товарищей, приготовился размазывать их по асфальту, шпалам и рельсам — и вот на тебе!

— Прямо не знаю, что делать, — делюсь растерянностью со своими ребятами, и становится легче.

Не зря говорят, что с другом радость вдвое больше, а горе — вдвое меньше. Согласно этой мудрости моя растерянность растворяется. Нет никого, кого можно придавить? Какие проблемы? Щас найдём!

— Тим, твоих ребят — на поиски. — Ерохин взял с собой пару самых брутальных сержантов. — Пусть найдут хоть кого-то. Кого-то повыше вроде бригадира, но и любой стрелочник подойдёт.

— Товарищи сержанты! — Тим парой слов заставляет парней подтянуться. — Задача стандартная для боевых условий — взять языка. Только учтите специфику и то, что мы всё-таки не на войне. Вперёд, мои славные воины!

Последнюю фразу Тим явно у меня спёр. Как и величественный жест. Костя Храмцов, наш штатный юрист, подавляет смешок. Так или иначе, весело гыгыкнув, «славные воины» подрываются с места в карьер.

— Я тебе говорил, Вить, — Ерохину разрешено обращаться ко мне на «ты», формально он вообще мне не подчиняется. — Надо было отделение брать.

— Понадобится — вызовешь. Тебе дай волю, ты тут всё штурмом начнёшь брать. С применением тяжёлых пулемётов и артподготовки. Ты, Костя, пройдись по эшелону, проверь, все ли пломбы на месте.

Остаёмся втроём, кроме Тима рядом неотлучная Зина. Ей, кажется, даже жара нипочём. Солнце в зените, самой выгодной позиции для прожарки подведомственной территории. И спрятаться негде, если только под вагоны.

Возвращается Линьков, разводит руками:

— Никого нет.

— Так не бывает. Всегда кто-то есть. Железнодорожная служба — круглосуточная. Должна быть дежурная смена — хоть в выходной, хоть ночью. Дежурная бригада, диспетчер, дежурный по станции…

— Он-то нам и нужен, только все говорят типа: только что был, ненадолго отлучился…

— Понятно. Прячется.

Приходится немного подумать. Линьков ничего не добьётся, от него все убегают. От меня тем более разбегутся. Так и придётся вызывать вертолёт с солдатами и проводить натуральную облаву?

Полёт фантазии или рабочего плана, как посмотреть, прерывает многообещающее событие. Сержанты ведут к нам кого-то в спецовке и с ломиком на плече. Субтильного сравнительно с ними мужичка. Нехватку энтузиазма подконвойного сержанты периодически восполняют ускоряющими тычками и подзатыльниками. Вооружённость грозным инструментом их не заботит. Пословица «против лома нет приёма» по отношению к ним полностью теряет силу.

— Ты хто?

— Осипов я, — нехотя отвечает хмурый мужичонка. — А тебе чего надо?