Шрифт:
Но это, полагаю, вопрос выживания. Я все равно пытаюсь вырваться и сбежать. Резко, рвано подскакиваю, подбегаю к двери, но успеваю только коснуться холодной ручки, как меня дергают назад.
– Лера, подожди!
Я рвусь, как раненный зверь в сторону. Плечом толкаю тумбу. На пол падают мои и его духи, ваза с цветами и тарелка для ключей.
Вокруг осколки.
И я бы оценила юморной символизм, если бы была способна на такой подвиг.
Спойлер: я на него неспособна.
Мысли в хаосе, в легких огонь. Сердце продолжает долбиться, и с каждым ударом мне все больнее.
Я смотрю на Рому. Кажется, это длится слишком долго, чтобы сказать, что длилось всего мгновение. Его взгляд…знаете, это похоже на высоту, которая меня раньше пугала. Ха! Я не знала, что такое высота на самом деле. До этого мгновение. И как она может пугать и ранить на самом деле.
Главная опасность высоты в том, что она затягивает, как болото. Ты не суицидник, но тебе хочется шагнуть. Это человеческая природа, и об этом еще, кажется, Стивен Кинг говорил: какая-то часть тебя все равно хочет шагнуть из банального любопытства, даже если дома у тебя все хорошо.
Вот и я.
У меня дома, конечно, явно не все хорошо. Но я хочу, чтобы было. Какая-то часть меня мечтает вернуться в это утро, когда и было…
Его взгляд - как высота. И как ножи. Он режет на живую. Вина, боль, отчаяние, страх. В его взгляде очень много острых, как лезвие японского ножа, эмоций. А я на высоте и его острие…одновременно.
Сколько это будет длиться? Сколько уже проходит? Я не знаю. Мне холодно. Я ничего не понимаю. Вокруг ходит табор опаснее того, что жил в моем городе, и знаете, что самое смешное? Пока я смотрю в его глазах и вижу вину, мне почему-то легче. Этот взгляд - одновременная смерть для твоей гордости, но и защита. Пока он не открыл рот, это броня. Потому что можно притвориться, что ничего не было, и мне показалось.
Но…
В иллюзиях нельзя жить вечно.
– Я-я хо-очу уйт-ти.
– Нет.
– От-тойди.
– Нет.
Руки беспорядочно хватаются то за кожаную куртку, то за края свитера, то за пальцы друг дружки. Я смотрю на него и пусть молчу, позабыв все слова, но потом я пойму, что мой взгляд за меня спрашивал: За что? Почему? Как ты мог?
Рома не дышит. Он слышит каждый мой вопрос...
– Лера… - шепчет он.
И так выглядит толчок, если кому-то интересно. Меня в спину херачат с огромной силой, и я срываюсь. Цыгане резко подскакивают и наперебой показывают свои гнилые «товары-воспоминания».
Колени. Стороны. Движения головы. Уродские сиськи. Шлюху и ее задницу. Волосы. И его. Главное - его. Как он ей наслаждается.
Меня уже не жжет, но это состояние еще хуже. Дикий адреналин взрывается в крови, и если кому-то все-таки интересно - дальше следует другой взрыв.
Взрыв ядерной бомбы.
Мозг разносит моментально от осознания. Мысли превращаются в жалеющих пчел. Внутри меня - хаос, боль, отчаяние и выжженная земля.
Никакого контроля.
Мне на глаза опускается забрало.
Я бью его по руке со всей силы и ору сипло:
– НЕ СМЕЙ МЕНЯ ТРОГАТЬ!
Часто дышу. Хлестко, сухо и абсолютно бессмысленно. В груди воткнуто копье, которое шатается туда-сюда, как будто оно не весит ничего! Но! Оно весит будто бы весь мир сразу, и это парадокс. При каждом движении я чувствую, как рваные края моей раны кровоточат, гниют, ноют. Режут. Горят.
Я сама горю.
Это…истерика.
Хватаю то, что не упало ранее. Что-то тяжелое и холодное. Никаких деталей, никаких названий. У меня в голове нет нихрена кроме желания его убить.
Кидаю.
Рома успевает отбить рукой, а я резко отрываюсь от стены.
Не могу быть на одном месте. Мне ничего не кажется, я чисто физически не могу.
Все тело ноет.
В глазах темнеет. И я бы предпочла лишиться сознания, конечно. Правда. Там, в темноте, которая меня напугала на днях, гораздо безопаснее, чем здесь. Рядом с ним.
Но нет. Нет! Лишиться сознания, значит, лишиться контроля над ситуацией. Дать ему возможности…любые! Снова испачкать меня своими грязными лапами хотя бы - не смей! Я буквально вырываю себя из смертельного обморока и иду на кухню.
Мне нужно пространство.
Одна стена - вторая. Тру грудь, жмурюсь, меряю сколько до них шагов. Дыши.
Блядь, дыши!
Не получается. Дрожь внутри рубит все мои попытки в фарш. Точнее, уродливый оскал действительности, конечно же.
Сука!
Приседаю на корточки. Голова между ног, руки на шее. Не развались, а дыши. Дыши, моя золотая. Ды-ши.
Это почти поза эмбриона, кстати. Будто бы болеть меньше будет? Смешно.
Сука…
Пальцы промокли и соскальзывают с кожи. Я резко встаю и хватаю графин с водой, но не могу его поднять. Не могу, руки не слушаются! Хватаюсь ими за столешницу и отгибаюсь назад.