Прямо напротив двери стояли кровать и письменный стол. Кровать – самый яркий предмет в комнате, с рисунками аниме-персонажей на покрывале и простынях. У стены на кровати лежала большая длинная подушка с изображением двухмерной соблазнительной девушки. Вокруг же кровати висела широкая пестрая занавеска, которую можно было свободно раздвигать и задвигать по треку на потолке.

Большой рабочий стол стоял прямо напротив окна, за счет чего хорошо освещался, на нем – два монитора, меньший для работы, а другой, побольше, Лу Чжэнань использовал для просмотра фильмов и компьютерных игр. Для экономии места игровая приставка PS4 стояла на столе в вертикальном положении, а на стене у окна висели полки с лицензионными дисками для игр.

Чжун Кэ оглянулась – на обратной стороне двери висел огромный календарь с айдолами из группы «Поле Абсолютного Страха». На фотографиях симпатичные девушки были запечатлены во время своих танцев.

Чжун Кэ, несомненно, впечатлила обстановка комнаты Лу Чжэнаня: она видела фото комнат отаку [36] в Интернете, но в реальности с таким столкнулась впервые. Взглянув на дверцы четырех шкафов, расположенных на западной и северной стенах комнаты, девушка поняла, что увиденное – лишь верхушка айсберга и за дверцами наверняка скрывалось еще больше «сокровищ».

– Прости за небольшой беспорядок, милашка Чжун Кэ. – Лу Чжэнань передвинул кресло в центр комнаты и жестом предложил ей сесть, а сам развалился на кресле-мешке в углу. Его грузное тело погрузилось в кресло, которое, словно податливое тесто, тут же сплюснулось в лепешку.

– Разве ты не хотел мне что-то показать? – Чжун Кэ понятия не имела, что задумал парень.

– Милашка Чжун Кэ, ты когда-нибудь слышала о «проклятии младенца»? – лицо Лу Чжэнаня внезапно помрачнело.

– А? Что еще за проклятие?

– «Проклятие младенца», – повторил Лу Чжэнань.

В одной деревне с незапамятных времен существовал «запрет на рождение девочек», который все жители считали незыблемым правилом, предписанным самими небесами. Женщин в деревне становилось все меньше, и тогда мужчины стали жениться на жительницах соседних деревень, по-прежнему соблюдая это правило.

Когда женщина в деревне рожала, повивальная бабка стояла у постели, поджидая младенца: если это был мальчик, она заворачивала его в красные пеленки и передавала отцу за дверью; если же девочка – заворачивала новорожденную в белые пеленки и уносила прочь, будто мать никогда и не вынашивала ее.

Неподалеку от деревни, среди густых зарослей, лежал серый каменный курган высотой около шести метров, сужающийся кверху. Ступени, сложенные из неровных камней разного размера, вели на его вершину, где в центре была дыра квадратной формы. В полночь, подобно зловещей мелодии, оттуда доносился прерывистый детский плач.

Тот курган прозвали Курганом Плача. Повитуха, забрав ребенка у матери, взбиралась на вершину и бросала новорожденную прямо в яму, оставляя малышку на произвол судьбы. С течением времени курган наполнился детскими костями, а округу окутал зловонный запах. Никто не мог сосчитать, сколько младенцев погибло там.

Однажды одна из жительниц деревни проснулась, а спавшая рядом с ней новорожденная малышка пропала. Когда женщина спросила об этом мужа, тот не проронил ни слова. Мать безудержно плакала, как вдруг, словно одержимая, выбежала из дома и помчалась в сторону Кургана Плача. Для недавно родившей и потерявшей много сил женщины это было практически невозможно.

Она с трудом взобралась на вершину кургана и заглянула в яму – ее малышка плакала, лежа на груде гниющих трупов. Появившееся на свет менее суток назад существо пронзительно кричало, вопило и взывало к матери. Измученная роженица из последних сил потянула тонкие руки к ребенку: женщина попыталась поднять свою дочь, но не могла до нее дотянуться. Как бы она ни старалась, дрожащие кончики ее пальцев лишь слегка касались теплой щеки младенца – и тогда женщина впала в отчаяние. Она безутешно рыдала, пока не выплакала все слезы и наконец не потеряла сознание.

Женщина очнулась в соломенной хижине – хижине местного черного колдуна. Он знал смертельные заклинания, но решил спасти ей жизнь. Истощенная мать мертвой хваткой вцепилась в руку колдуна и умоляла его отомстить за малышку, взамен предлагая собственную жизнь, – таково было ее последнее желание. Прежде чем скончаться, она уставилась широко распахнутыми глазами на бледную маску на лице колдуна. Он кивнул, и женщина тотчас закрыла глаза.

Вечером колдун пробрался в деревню и тайно положил всем жителям под подушки по гробовому гвоздю. Те гвозди он вытащил из детских гробов на кладбище, а затем наложил на них проклятие. С наступлением ночи произошло нечто ужасное: из темной ямы Кургана Плача один за другим начали выползать сотни младенцев. Из их полусгнивших тел торчали кости, а у некоторых отсутствовали глаза и уши. Младенцы выползали группами, как крысы во время чумы из стогов сена в полях и из рек… Издавая оглушительные вопли, они ползли в сторону деревни. Пронзительные крики разносились в холодном воздухе… Той ночью деревня превратилась в ад на земле.

На следующий день в деревне не нашлось ни одного живого человека. Трупы были изуродованы до неузнаваемости, а в каждом доме лежала пуповина.

Услышав эту страшную легенду, Чжун Кэ пришла в ужас. Жуткая картина того, как младенцы выползают из кургана, особенно ярко запечатлелась в ее памяти.

– Тот черный колдун наложил на жителей деревни «проклятие младенца», смертельное заклятье. И хотя эта история – лишь легенда, такое древнее колдовство нельзя недооценивать, – произнес Лу Чжэнань на полном серьезе. – Проклятие младенца – это черное колдовство, которое берет начало от обрядов мяо [37] , в древности оно было разновидностью «контактного колдовства».