Оптику прицелов конечно залило. Черт с ней! Под площадками часто бухали универсальные сто-тридцатки. Квартирмейстер на площадке спаренного 37-мм автомата, молча толкнул в плечо матроса наводчика и ткнул рукой в направлении вражеского эсминца. Парень потянул рычаг спуска. Автомат застрекотал и захлебнулся после девятого выстрела.

— Прицел ниже! Кассеты! Где патроны?! Каракатицы беременные!

Огневые точки оживали. К красиво горящему кораблю потянулись строчки смертоносных снарядов зениток.

Никто не знал, как они сумели пережить эту ночь. Отбив торпедную атаку, русские и французы повернули на ост. За кормой остались тонущие, потерявшие ход корабли, там захлебывались в волнах товарищи. Корабли уходили. Командующий решил не рисковать еще живыми.

— Что скажете? — в штурманской рубке линкора собрался штаб эскадры.

— Мы определенно добились попаданий главным калибром, — флагманский артиллерист ткнул пальцем в строчку в судовом журнале. — «Противник изменил курс. Отворот на чистый вест».

— Они выходили из боя, — поддержал Наумова начальник штаба. — Сейчас уже только разведка может сказать, кому и сколько мы засветили.

— Хоть одна радость, — молвил адмирал. — Уточните потери.

Доклад уже звучал. Радости он не принес. «Цесаревичу» явно придется идти на Балтику. Течи в корпусе. Торпедный взрыв не нанес большого ущерба, но это еще как посмотреть. Вмяты две плиты пояса, разрыв сварных швов. Многострадальный «Ришелье» принял триста тонн воды. Этот линкор уже один раз почти затонул. После знаменитого в боя в Касабланке недостроенный, с некомплектом команды и боеприпасов корабль посадили на мель, чтоб остановить поступления воды через пробоины от английских снарядов. Да, его подняли, отбуксировали в Брест, отремонтировали. Однако, кораблю явно уготована яркая судьба.

Моряки суеверны. Даже корабельные священники, кому сам Бог велел полагаться только на Христа и силу молитвы, верили в предначертание, хорошие и несчастливые имена. Что уж говорить об офицерах и нижних чинах.

В строю первой крейсерской бригады еще одна прореха — нет «Опричника». Еще один корабль с неудачным именем. С «Балобана» наблюдали как крейсер шел с сильным креном в сторону берега. Радиорубка «Опричника» молчала. Последнее сообщение — пахнущая порохом короткая фраза по УКВ: «Веду бой».

Сам «Балобан» на рассвете подал сигнал бедствия, из-за прибывающей воды пришлось загасить котлы. Эсминец взяли на буксир. Этим еще повезло. С «Гремящего» спаслось пять человек. С иных и того меньше.

Пока мрачный как туча Макаров подсчитывал потери и формировал конвой из подранков, его немецкий коллега поднимал с «Гинденбурга» ударную волну. Новейший «Тирпиц» и «Шарнхорст» рубили волны на полном ходу, гидросамолет обнаружил пару линкоров на пути к Пуэрто-Рико. Двадцатилетний смельчак на крошечном «Арадо» прошел чуть ли не вдоль борта американца и сумел заметить, что корабль идет с креном, на палубе следы пожара.

Туман войны разорвало клочьями. Вильгельм Маршалл получил краткий рапорт о ночном сражении. Однако, немец сделал свои собственные выводы. Под его рукой весьма сильные корабли, в небе чисто. Маловероятно, что после вчерашнего янки смогут наскрести хоть пару дюжин пригодных бомбардировщиков с экипажами и эскадрилью истребителей сопровождения. Значит, все могут решить большие пушки. За свой флагманский линкор адмирал не опасался, после героической гибели «Бисмарка» корабелы сделали выводы. Во всяком случае, силовая установка пока не давала повода для жалоб.

Контр-адмирал Кинкейд созерцал застрявшую на рифе «Филадельфию». Крейсер выглядел страшно. Вторая башня покорежена внутренним взрывом, надстройки как стальные джунгли, месиво рваного металла, труб нет, корма оторвана. Крейсер дополз до берега на двух валах и плечах экипажа, Господним попущением буквально. В тот момент, когда на корабль надвинулась темная громада острова, а днище противно заскрипело по кораллам, на мостике и в отсеках прозвучал всеобщий вздох облегчения.

Ночное сражение дорого обошлось американцам. Из двух лидировавших эсминцам крейсеров погибли оба. «Филадельфию» можно списывать, а «Милвейк» опрокинулся с разорванным торпедами брюхом. Из участвовавших в бою эсминцах многие вернулись с отметинами снарядов, кто-то выбросился на берег, «Дэвис» и «Уорден» затонули на мелководье. Еще три корабля взорвались ночью. Дивизионы торпедных катеров уполовинены.

— Не лучшая была идея бросать в бой эти скорлупки, — заметил контр-адмирал.

— Лучше было выделить им отдельный участок атаки, — парировал офицер штаба.

После ночного ада лейтенант-коммандер не сдерживался. Он имел свое мнение на счет лихого кавалерийского наскока. Тем более, по предварительным рапортам как минимум четыре катера ночью погибли под форштевнями своих эсминцев.

— Что со спасательными работами?

— Идут, сэр.

— Хорошо. Если нужно, направьте еще катера, пусть прочешут каждый квадрат по три раза.