У нас кстати тоже батат подают, но кок не переусердствует, разнообразит как может. Потому нижние чины не ворчат, а офицеры люди ко многому привычные. От заморских блюд нос не воротят. Добавлю, мясом нас снабжают исправно, не солонина, а пригоняют рефрижераторы из Аргентины с замороженными тушами бычков. Это гораздо дешевлее выходит, чем из России конвоями транспорты проводить.

Инга, простите если пишу не интересное. На самом деле моряки на флоте мало что видят. Целыми днями за иллюминатором сплошные волны от горизонта до горизонта. На берег сходим редко. Каждая оказия радует. Вот как сегодня нашей эскадрилье обещали дать увольнение до утра. Порт-оф-Спейн я уже видел. Даже встретил на берегу сводного брата Владислава. Он как и я учился в Оренбургском, только служит в сухопутной авиации. Как видите, вживую встречаемся не каждый год…'.

Кирилл отложил ручку и повернулся к иллюминатору. Его каюта смотрела на берег. Неизвестно, когда «Выборг» поднимет якорь, но раз такое везение, надо пользоваться на все сто. Прапорщик взял фотографию девушки, коснулся губами, сдул пылинки и убрал в специальный целлулоидный кармашек в планшете. После гибели «Апостолов» летчик все важные письма и документы носил с собой. Не самое важное отправлял на берег.

На бумагу ложатся строчки. Рассказать надо многое. А времени до склянок мало.

Он успел. Боря Сафонов не обманул. Уже после обеда комэск выдал летчикам свежие только подписанные увольнения на целые сутки. Через сорок минут от борта отваливает маленькая эскадра катеров и моторных шлюпок. Вместе с летчиками на берег идут счастливчики из команды авианосца.

В порту суета, гомон, грохот. На причалах и у складов множество народу. Мелькают уже привычные смуглые лица туземцев, сразу выделяются местные. С последнего захода «Выборга» коренные тринидадцы осмелели, многие вернулись к работе. Не все к законной, что уж греха таить. Перед увольнением вахтенный офицер проинструктировал на счет притонов, наркотиков и прочих колониальных удовольствий. Посоветовал не расставаться с оружием. Военная полиция, русские и немецкие патрули навели порядок, но бывает местные пошаливают в нехороших районах.

— Так, господа, куда прокладываем курс? Кто у нас штурман? — Сафонов одним из первых запрыгнул на белые плиты причала.

— Ты поручик, тебе и командовать, — отозвался Сергей Тихомиров.

— А ты подпоручик, должен расти, — с акцентом на звание бахнул Никифоров.

Градус настроения стремительно гнался за столбиком термометра. Температура за 30 по Цельсию. Благодать, если ты не в стальной коробке.

Самое разумное предложение подал поручик Ворожейкин. Он посоветовал для начала выбраться в чистый район, а там занять понравившуюся кофейню. Сказать легко. Город сильно пострадал при штурме. Благо Тринидад в доступности с аэродромов Гвианы. Бомбардировщики ходили рейс за рейсом, чуть ли не по расписанию. Военные строители, саперы и местные обыватели завалы порасчистили, но география города сильно изменилась. Довоенные карты устарели.

Унтер Кожедуб разжился красочным туристическим путеводителем на немецком, но первая же попытка воспользоваться рекомендациями из книжки привела к фиаско. На месте ресторана, рекомендованного туристам и офицерам, руины. У чудом сохранившейся стены развернута зенитная батарея.

Гостиница с прекрасным видом на море и рестораном американской кухни обнаружилась там, где ей и положено. Даже почти не пострадала при штурме. Она даже осталась гостиницей, но с некоторым нюансом. В здании разместился какой-то штаб, охрана на ворота без пропусков никого не пускала. Интересоваться судьбой ресторана и вовсе смешно.

— Стоп. Ложимся в дрейф. — Кирилл сориентировался на местности, нужное ему здание столь любимого служилыми ведомства должно быть совсем рядом.

Да, вот по этой улочке вниз.

— Ты куда?

— Тебя ждать?

— На почту.

— Прапорщик Никифоров! Не отрываться от строя! — громко произнес комэск. — Мы с тобой.

Чуть тише Сафонов добавил.

— Мне тоже надо отправить.

На почте Никифорова ждал сюрприз. Принимавший письма пожилой унтер-офицер, пробежался по адресам, затем поднял глаза на Кирилла и поправил дужку очков на переносице.

— Господин прапорщик, я сегодня уже видел в документах вашу фамилию.

— Может родственник?

— Возможно. Если не спешите, я посмотрю в журналах.

— Конечно. Буду признателен.

На приемке работал не один человек, вставший за Кириллом Тихомиров спокойно перешел к другому столу. Унтер вышел из зала в конторку. Минут через пять вернулся со стандартным бланком извещения.

— Господин прапорщик, штабс-капитан Никифоров вам кем приходится?

— Иван Дмитриевич дядя родной, — на сердце нехорошо кольнуло. — Что с ним?

— Уже все хорошо. Через меня сегодня проходили рассылки родным, вот запомнился почему-то штабс-капитан отдельного саперного батальона.

— Кексгольмский. Так что с дядей? Не томи, унтер.

— В госпитале на Мартинике. В документах указана контузия, лечение без комиссования.

— Сильно? Как его угораздило?

— Не могу знать. Да, жив твой дядя! — улыбнулся клерк. — Видишь, пишут: «на излечении в госпитале дивизии». Значит, ничего страшного. Поваляется, отдохнет, да поедет обратно в свой батальон.