— Вижу, не сидишь. Здоров будь, Иван Дмитриевич! Молодцом. Хорошо, что не залеживаешься.

— Рад видеть!

— Нет, ничего не случилось, — подполковник предвосхитил закономерный вопрос. — Мне нужно отправить двух офицеров в Европу.

— Уже догадываюсь.

— Когда выписывают?

— Три недели. Лечения как такового уже нет. Врачи обещают, что все само пройдет со временем.

Немудреный намек командиру. С Чистяковым они давно понимали друг друга с полуслова.

— Без документов из госпиталя оформить командировку не могу. Ждем выписки. С тобой летит или плывет ротмистр.

— Что за особые дела у нас в Европе, что жандармерия свой пост оставляет?

— Аристарх Германович по своей служебной линии. Он мне только формально подчиняется. А тебя отправляю за маршевой ротой в Гамбург.

— Целая рота? — бровь Никифорова поползла на лоб.

— Так называется. Два неполных взвода. С ними пять молодых офицеров. Желторотые юнцы, подпоручики и прапорщики. Нижние чины тоже все мобилизованные, половина в армии не служила.

— Ты меня нянькой назначил.

— Я тебе морской круиз оформил. Самое главное, — подполковник дружески подмигнул. — Получишь новое оборудование дистанционного разминирования. К этому список снаряжения на два вагона.

— Машины есть? Мне нужно двое, лучше трое моих саперов, чтоб все приняли и посмотрели.

— Адама Селиванова не дам. Рядовых или ефрейторов бери.

Иван Дмитриевич задумался, идея очень даже неплоха. С «морским круизом» Алексей Сергеевич пошутил, а остальное даже полезно будет. Комбат принял молчание как согласие.

— Держи, — с этими словами протянул конверт. — Изучишь грузовую ведомость, инструкцию на саперный миномет. Список новичков там же.

— Давай свои секреты. Надо думать, как это перевозить.

— Не наше дело. Ставишь людей следить за погрузкой. На Тринидаде или в Гвиане ты или другой офицер встречают транспорт. Переадресацией к расположению батальона у Манштейна пусть голова болит.

— Мы так же в составе мехбригады?

— Так лучше. Манштейн стоит гарнизоном. Мы спокойно работаем на острове. Милая сердцу работа, мосты и дороги ремонтировать, завалы разгребать, аэродромы обустраивать.

Чистяков выдавал желаемое за действительное. В душе понимал, Мартиника не последний пункт пути. Наступление европейцев не останавливается. Не сегодня, так завтра придет приказ грузиться на боты и десантные баржи, идти вслед за морской пехотой. Никто не знает, какие именно части получат этот приказ. В том, что он будет, сомнений нет.

29 августа 1941.Князь Дмитрий.

— Склоняюсь перед властью царя земного во славу царя небесного, — патриарх Анастасий величаво поклонился.

— Убедил?

— Склонил, — повторил Владыко.

— Я пока не спешу, — император открыл ладони. — Какие у тебя возражения?

— Боюсь за чистоту веры. Как бы католики не привнесли чего мутного от Папы. Не ты первый такое предлагаешь, не ты первый идешь по краю.

— Католиков у нас мало. Какой ты патриарх если с папистами справиться не можешь? Лучше думай о привлечении инославных в церковь.

— Соблазн. Великий соблазн.

Дмитрий сидел сбоку стола. Специально равноустранился от двух великих властителей. По его мнению, светская власть убедительно доминировала. Анастасий осторожничал, прямо не отказывал, скатывался в велеречивое цитирование Писания к месту и не к месту. Однако, царь, как и князь видели, по сути возразить патриарху нечего. В душе же патриарх закрылся как черепаха. Князь понимал, слишком смело для настоятеля церкви с претензией на первоапостольную.

— Я не давлю. Время довести мое мнение до иереев у тебя есть. Пусть Московская Патриархия первой покажет пример христианского смирения, готовности протянуть руку ближнему своему, брату во Христе.

— Век пройдет, пока католики не придут к истинной вере, а лютеране не прозреют. При все нашем старании и благоволении Господнем.

— Нет, — Дмитрий вступил в разговор. — Вера у всех нас истинная, а какая церковь ближе Богу, Господь и ведает.

При этих словах Анастасий отшатнулся и бросил на князя осуждающий взгляд.

— Ты боишься ереси экуменизма. Не будет такого. Император говорит только о признании обрядов и таинств всеми нашими церквями. Сами церкви каждый по себе. Единяйтесь, спорьте, общайтесь, как хотите. Инославные церкви признавать никто не требует. Христиан принять Господь велел. Вспомни правила апостольского служения.

— Много на себя берешь, князь.

— Сколько на него взвалил, столько и несет, — сюзерен вдруг поднялся с места. — Чай, или кофе?

— Чай, конечно.

— Всем чай. Давайте думать, как нам церкви не повредить, а дело сделать.