— Я всего две года на службе. Есть более достойные.

— Достойные есть, лучших мало. Если не знали, в действующей армии возрастные цензы отменены. Я сегодня отправил рапорты на новые звания лучшим и отличившимся. Манштейн обещал подписать все и сопроводить кратчайшим путем.

Никифоров прищурился. Морковка радовала, но за ней всегда следует кнут. К карьере Иван никогда не стремился, но как-то она сама находила его. Война как летний дождь, после нее все растет и колосится. Звездочки и просветы на погонах тоже, у выживших, разумеется. Такие вещи стоит принимать со смирением. Прибавка в жаловании тоже лишней не будет.

До госпиталя Ивана Дмитриевича довезли. С помощью верного Аристова спустился с подножки на землю, тепло попрощался. Проклятая контузия дает о себе знать, голова кружится.

— Вас довести до палаты?

— Нет, спасибо. До встречи, господа!

— Выздоравливай быстрее, Иван Дмитриевич, — комбат осторожно пожал руку. — Ты мне очень нужен.

У крыльца Никифорова встретил Антон Генералов.

— Проводили капитана в последний путь?

— Проводили. Честь по чести, Антон Капитонович.

— Хороший был офицер, правильный. Зря мне не разрешили пойти, — фельдфебель поднял костыль.

— После выписки вместе съездим не кладбище. Навестим наших.

Дни летят за днями. В госпитале можно отдыхать, но выдерживают такое немногие. Все дело в гнетущей атмосфере, пропитавшей стены человеческой боли. Несмотря на ежедневную уборку с хлоркой воздух пахнет кровью, гноем и дерьмом. Не каждый может заснуть под стоны из-за стенки или с соседней койки. Злобный визг пилы из операционной хуже звуков бормашины стоматолога. Иван Дмитриевич первое время закрывал уши подушкой, операционная на втором этаже в конце коридора. Стены толстые, но они не спасают.

Спасают письма. Первое пришло от племянника. С Тринидада. Почту на остров передали со сторожевиком. Потому так быстро. Самому писать не получалось. Гнетущая атмосфера. Иван Дмитриевич выводил первые строки, перечитывал, безжалостно черкал, затем рвал бумагу. Нельзя писать такое в таких словах. От него ждут поддержки, теплых слов. Даже родителям в Петербург так и не написал. Не смог подобрать слова. Хотя папа и мама ждут, Елена Николаевна сама каждый день после работы заезжает на почту.

Наконец, отпросившись на полдня Никифоров взял планшет с письменными принадлежностями и пошел гулять. В первом же уличном кафе за столиком под травяной аргентинский чай с незнакомым вкусом все получилось.

Прифронтовой город, половой не знает русского, в меню больше половины строчек зачеркнуты, но офицеру на отдыхе много и не надо. Достаточно фруктов, чего-то мясного и гарнир из кукурузы.

'Здравствуйте дорогие мама и папа! Обнимаю и целую дорогая моя Елена Николаевна!

Мы после боев на отдыхе. Батальон стоит лагерем в живописной местности. Рядом тропический лес, райские птицы порхают. Я немного приболел. Ничего страшного, глупая случайность. Лежу в госпитале на Мартинике, французская колония. Приходится вспоминать язык, сами знаете, учеником я был посредственным, а за прошедшие годы многое выветрилось.

Обстановка в моей роте просто великолепная. Люди все подобрались стоящие. С последним пополнением пришло много солдат из Петербурга. Получилось даже так, что один из саперов до службы работал вагоновожатым на «двадцатом» трамвае. То есть, мы совершенно точно с ним ездили. Такие вот чудесные совпадения бывают.'

В кафе совершенно пусто. Половой быстро принес заказ и поставил перед гостем. Из дверей кухни выглянула голова с характерным гасконским или картвельским носом. Иван Дмитриевич доброжелательно улыбнулся и махнул рукой.

Штабс-капитан не знал, писал ли племянник в Петербург, но упомянул, что служит тот совсем рядом. Четыре с половиной сотни верст до Тринидада по меркам операции даже не считается. Сутки хода транспорта. У военных моряков экономическим в полтора раза быстрее выходит.

Затем наступил черед писем братьям. Если Тимофею Иван накатал три страницы, то Алексею не знал, что писать. Из Штатов давно ничего не приходило. Может быть, застряло в Сосновке у родителей. А скорее всего, связь оборвалась.

О ранении говорить не нужно. О службе западнее Гринвича не желательно. О командовании ротой и эксцентричных приключениях на Наветренных островах тем более. Закончив с основными адресатами, Иван решил воздать должное обеду. Тем более, носатый повар уже два раза прошел мимо, работавшему посетителю не мешал, но на его лице явственно читалась печать удивления и обиды.

В госпитале Никифорова ждали. У ворот припаркован знакомый «Жук». Водитель отдает честь и тихо предупреждает о визите комбата. Сам подполковник Чистяков встретил своего будущего помощника на крыльце.