Уже на дороге я сказал:

— Просто удивительно, а в жизни грызутся, как собаки. Но консолидировались перед лицом опасности.

Идти в центр поселка было проще, чем на дачу, люди уже протоптали тропинки. Ветер хлестал по щекам и вышибал слезу, но никто не ныл.

Шедшая позади Алиса сказала:

— Мы, как Чип и Дейл, спешим на помощь! Паша — Чип, Илья — Дейл…

— Насмешила, — проворчал он. — Дейл придурошный. Памфилова позовем, он на эту роль подходит.

— Тогда ты будешь Рокки. Гаечка понятно кто.

— А ты — Вжик, — парировал Илья, и все захохотали.

Потом я рассказал, что Рокки — производное от сыра Рокфор, и мультяшного персонажа назвали в честь сыра.

Так, перешучиваясь, мы миновали платан, целый и невредимый. Аж от сердца отлегло — все-таки символ места. Перебрались через мост, приваленный тополем, взобрались на пригорок, где за каменным забором спрятался от ветра винзавод, перешли дорогу, миновали практически целый клуб и магазин с выбитыми стеклами.

Здесь, наверху, завалов было меньше, все крыши улетели в низину, снег тоже сдуло. Мое внимание привлекли снежные комки странной формы возле бордюра. Когда мы подошли ближе, я понял, что это мертвые голуби.

— Жалко-то как, — прошептала Алиса, подошла к ближайшему голубю, сизому с хохолком, пошевелила ногой трупик. — Что ж они не спрятались?

— Тут один мужик голубятню держал, — объяснил Илья. — Видимо, разбило ее, и птицы погибли.

— Ага, — вздохнула Гаечка. — Они так красиво летали! Особенно вот эти белые, как будто кружевные.

Было в этом что-то апокалиптичное: завывание ветра, разбитые стекла, куски жести и доски, мертвые голуби. Вспомнилось: «Деревья будут вырваны и падут, звери погибнут в смятении, птицы падут на землю мертвыми» — но озвучивать мысль я не стал, и без того жутковато.

В частном секторе нас ждали уже привычные разрушения: поваленные заборы, разбитая кровля, добавились покореженные машины, но были и целые.

Люди утеплились и вышли расчищать свои участки, никто не отсиживался.

Дом Лихолетовой был защищен высоким каменным забором, виднелась только шиферная крыша, кстати, целая. Из трубы валил дым.

— Все у Райки в норме, — резюмировала Гаечка. — Давайте сразу к Карасям пойдем, не будем тратить время.

Алиса насторожилась, приложила палец к губам, замерла. Все остановились, навострили уши. Когда порывы ветра ослабевали, доносились женские рыдания и причитания.

— Мне одной кажется, что это Райкин голос? — прошептала Гаечка и зашагала вперед.

Чем ближе к дому Лихолетовой, тем громче рыдания.

Первой к железной калитке добралась Гаечка, принялась колотить в нее кулаком:

— Рая! Рая, ты дома? У тебя все в порядке?

Рыдания прекратились. Когда я подошел, Гаечка встревоженно прошептала:

— Умер у нее кто-то, что ли?

— Рая, мы за тебя волнуемся, — сказал Илья. — Что случилось?

Клацнула щеколда, и нам открыла Лихолетова — зареванная, с красным распухшим носом, в шерстяном платке.

— Надеюсь, все живы, — проговорила Алиса.

Рая посторонилась, пропуская нас во двор, с ее трясущихся губ сорвалось:

— Нет. Вот. Вот!!! — Она кивнула на дом.

Я окинул взглядом двор, рассчитывая увидеть покойника, но мать Раи вполне бодро лазала в разбитой теплице, не обращая на нас внимания. Железный каркас теплицы остался невредимым, стекла рассыпались. С двух других сорвало пленку, ее обрывки хлопали и шелестели на ветру.

— Отец? — враз севшим голосом спросила Гаечка у Лихолетовой. — Прими мои соболезнова…

Рая завертела головой, из ее глаз брызнули слезы.

— Нет! Вот… вот…

Она метнулась в теплицу, которая была под пленкой и, завывая, принялась расчищать снег, извлекая сиреневые, желтые, ярко-розовые цветы хризантем, которые сразу же опадали, ложились на снег, как раненые бойцы.

— Все погибли! Замерзли. — Она погладила ярко-сиреневые мелкие цветы. — Талисманчики, даже они не выдержали.

На снег лег цветок, который, наверное, был ярко-оранжевым, а стал жухлым, коричневым.

— Аврора, красавица моя… Мама за саженцами аж в Крым ездила, только у нас они были. Лебединая песня — белая, вот… — Рая закрыла лицо руками, запрокинула голову и завыла.

Алиса посмотрела на Гаечку, еле сдерживая улыбку, а мне было несмешно, потому что я отлично помнил, как крыса ночью порезала наших цыплят, мы потом точно так же рыдали над растерзанными трупиками. И мужчина-голубятник, наверное, так же убивается, может, даже больше тех, кто лишился крова. Потому я подошел к Лихолетовой и положил руку ей на голову.