Бабушка, видимо, умерла.

— Ремонт только сделала, — пожаловалась Вера Ивановна, раскрывая сумку. — Хотела на юг переехать, в тепло. Слышала, что тут ветры одолевают, но чтобы так…

— Мне очень жаль, — сказал я и, несмотря на желание остаться здесь, добавил: — Собирайте вещи. Мы — к Заворотнюкам, их вообще завалило, Сашку из-под обломков достали и понесли в больницу. Мама и Катя не пострадали.

Сделав Илье жест в сторону улицы, я шепнул Гаечке:

— Поаккуратнее с ней, она малость не в себе.

Саша кивнула и посмотрела так, словно я оставляю ее наедине со смертью. Алиса оказалась смелее, подошла к учительнице и замерла в ожидании распоряжений, но та застыла с курткой в руках.

— Прояви инициативу, пожалуйста, — добавил я Гаечке, она нервно сглотнула слюну, но кивнула, сделала шаг вперед и протянула руку.

— Давайте куртку, будем упаковывать.

Вера Ивановна послушалась, а мы с Ильей ушли и не видели, что было дальше. Напоследок я отметил, что в спальне маленькая кровать, которую можно разобрать и перенести на базу. Что там замок, плевать — жизнь замерзающих дороже. Пусть только кто-то слово скажет по поводу того, что его сбили!

Температура там чуть ниже комнатной, но это всяко лучше, чем ночевать на улице или к кому-нибудь проситься и ютиться на коврике в прихожей. Лично мне было бы унизительно напрашиваться, другим людям, наверное, тоже. А так сами предложили, позаботились, не бросили в трудный час. В такие моменты самое худшее — оказаться брошенным, предоставленным самому себе.

От дома Карасей остались три стены, кровля рухнула внутрь, образуя букву М. Во дворе никого не было — наверное, все разошлись. Но я на всякий случай крикнул:

— Эй, есть кто живой?

Колыхнулась штора, закрывающая вход, оттуда высунулась мать Карася.

— Здрасьте, — крикнул Илья. — Мы пришли, чтобы доставить вас в более безопасное место.

Согнувшись в три погибели, женщина вылезла.

— Так летняя кухня целая. Окна выбило, но мы их заколотим и останемся.

На голоса вышла Катька из-за дома. Видимо, она была в той самой кухне.

— Печка там есть? — спросил я. — Замерзнете ведь. Десять градусов мороза!

Катька с матерью переглянулись.

— Вы че пришли? — вскинула подбородок бывшая врагиня Гаечки.

— Помочь, — ответил Илья. — Можно на базе у нас переночевать. В подвале то есть. Там хотя бы тепло.

Я подхватил его мысль:

— Скоро и сюда спасатели доберутся, поселят лишившихся крова в пунктах временного размещения. А пока так. Пойдете?

Мать и дочь переглянулись и покачали головами, Карасиха покосилась на меня с опаской.

— Да ладно тебе, — примирительно сказал я на ее языке, чего дурище-то мучиться. — Это не мой подвал, между прочим. Боитесь, что ваш дом разграбят, так хоть ты, Катя, иди с нами, чего мерзнуть-то?

— Там диван есть, — добавил Илья. — Можно собрать ценное и перенести туда, пока не потеплеет.

— А что это? Где это? — с надеждой спросила Карасиха.

— Наш подвал, где мы тренировались, — ответил Илья. — Идешь, нет?

И снова они переглянулись. Катька качнула головой.

— Типа спасибо. Но мы в кухне перекантуемся.

— Наше дело — предложить, — развел руками я.

— Спасибо, — поблагодарила мать Катьки. — Правда, спасибо, ребята! Вы такие молодцы. Там, ниже Яков Палыч живет с женой, им к детям никак не добраться, а дом, вот, как у нас. Если правда есть место, заберите их.

— Их менты уже забрали к себе, — проворчала Карасиха и гордо вздернула подбородок. — Короче, мы остаемся.

— Разобью голову назло главврачу, — прошептал я, когда мы покинули двор Карасей, Илья кивнул и поинтересовался:

— Так что, идем к этим старикам?

— К ментам идем, — ответил я. — К Овечкину то есть. Он может организовать сбор потерпевших.

— Половина людей побоится мародеров, — констатировал Илья. — И останется стеречь свое добро.

Мы обходили завалы, а у меня в голове крутилась мысль: всегда, во все времена люди делятся на тех, кто жизнью рискует, пытается помочь, на стервятников, которые только и ждут, как бы попировать на трупах, и на тех, чья хата с краю. Процентное соотношение одинаково во все времена, и всегда хатаскрайщиков больше.

Рев бензопилы то стихал, то усиливался. Овечкин, хоть его дело — малолетних беспредельщиков перевоспитывать, всего себя посвятил общественно полезному труду, еще и двух мужчин привлек. Совместными усилиями они расчистили уже метров сто дороги. Им помогали две пожилые женщины и мальчишка лет десяти, таскали мелкие ветки и куски шифера, складывали у обочины. Еще немного, и до главной дороги проезд будет свободным.

Я подошел к Овечкину, который, хоть сейчас ничего не пилил, на меня не реагировал, и отчеканил: