Апелляционный суд отклонил обращения истцов, и посчитал, что юрисдикция государства-участника ЕКПЧ по существу является территориальной; что если оно имеет эффективный контроль на территории другого государства, оно имеет и юрисдикцию на этой территории по статье 1 ЕКПЧ и обязательства по обеспечению прав и свобод Конвенции; но так как ни одна из жертв в первых пяти случаях не была под фактическим контролем и властью британских военнослужащих на тот момент, когда они были убиты, и так как невозможно считать, что Великобритания имела эффективный контроль над той частью Ирака, которую заняли её силы, или что она обладала там какой-либо исполнительной, законодательной или судебной властью, помимо ограниченных полномочий, предоставленных её военным силам, ни Конвенция, ни Акт 1998 г. не применимы. Обращение правительства относительно г. Мусы также было отклонено. Это решение Палата лордов заслушала в апреле 2007 г., и в настоящее время ожидается его подписание.

Однако Апелляционный суд не согласился с Апелляционным присутствием относительно espace juridique. Судья Брук так ответил на вопрос, может ли бы ЕКПЧ иметь экстерриториальное действие:

На первый пункт он ссылался как на ЭКО (эффективный контроль над областью), а на второй — как на ВАГ (власть агента государства). В отношении ВАГ он посчитал, что ни один из первых пяти пострадавших не находился под контролем и властью британских военнослужащих на момент, когда они были убиты [348] . В отношении ЭКО он спросил: «Имела ли Великобритания эффективный контроль над городом Басра в августе—ноябре 2003 г.?». По его мнению, «совершенно невозможно посчитать, что Великобритания, хотя и являясь оккупационной властью в смысле Гаагских конвенций и Женевской конвенции (IV), имела эффективный контроль над городом Басра в смысле юриспруденции ЕКПЧ в рассматриваемое время» [349] .

Филип Лич [350] утверждает (и судья Брук, кажется, с этим согласен), что до 28 июня 2004 г., когда иракское временное правительство приняло на себя контроль и всю полноту ответственности за управление Ираком [351] , Великобритания была оккупационной властью в соответствии с Гаагской конвенцией 1907 г. и Женевской конвенцией (IV) 1949 г. Таким образом, по его мнению, «совершенно ясно, что осуществление власти или контроля Великобританией над частью южного Ирака в 2003—2004 гг. было обширным. В отношении страсбургских критериев „эффективного контроля“ его нельзя заметно или убедительно отличить от контроля, который Турция была признана осуществляющей над северным Кипром» [352] . Рэльф Уайлд выдвинул подобные аргументы [353] . Лукаидис с одобрением приводит слова судьи Седли в деле Аль-Скейни:

Это, на мой взгляд, правильный подход.

Отправная точка этого раздела — история борьбы и обсуждённой доктрины. Антиколониальная борьба была в значительной степени нацелена на получение независимости в рамках определённой заморской территории, так называемое «заморское самоопределение» в отношении отделённых от колониальной метрополии морями и океанами территорий, на которые было направлено внимание в декларации ООН 1960 г. [355] Помимо государств, протагонистами были «национально-освободительные движения». Юридические вопросы, произрастающие из применения силы этими движениями, и право других государств оказывать им поддержку, вплоть до вмешательства (обычно это касалось СССР), были подробно исследованы почти в самом конце «Холодной войны» Хулио Фаундесом в первом номере первого международного юридического журнала, изданного на французском и английском языках и нацеленного на Африку [356] , и Хедер Уилсон из вооружённых сил США [357] . Это был период, до краха СССР, когда применение силы движениями за самоопределение — национально-освободительными движениями — не характеризовались, как это случается часто сегодня, как «терроризм».

Международное гуманитарное право было в значительной степени обновлено и кодифицировано после Второй мировой войны в четырёх Женевских соглашениях, касающихся раненных и больных, потерпевших кораблекрушение, военнопленных и гражданских жителей под властью противостоящей воюющей стороны, а также гражданских жителей на оккупированной территории. Эти соглашения были приняты в 1949 г. по инициативе негосударственной организации Международный комитет Красного Креста [358] .

Как указывают Хэмпсон и Салама, ни одна попытка модернизировать правила ведения военных действий не привела к успеху до 1977 г., когда были провозглашены два Дополнительных протокола. Они предполагают, что «возможно, это было частично обязано нежеланию, как после Первой, так и после Второй мировой войны, регулировать явление, которое Лига Наций, а позже Организация Объединённых Наций, были призваны устранить или контролировать» [359] . Однако, эти выдающиеся исследователи, кажется, недооценивают значение принятых в 1977 г. двух Дополнительных протоколов к Женевским соглашениям. Конечно, это верно, что, как они замечают, Протокол I относился к международным вооружённым конфликтам, обновляя положения касательно раненных и больных и формулируя правила ведения военных действий, в то время как Протокол II относился, впервые, к высокоинтенсивным вооружённым конфликтам, не являющимся международными. В этом они следуют Досуалд-Беку и Вите, с точки зрения которых самым важным вкладом Протокола I «было осторожное определение границ того, что может быть сделано в ходе военных действий, чтобы уберечь как можно больше гражданских лиц» [360] .