— Может, мы вовсе без мужиков, — говорила Анфиса и, обняв Лизку за плечи, что-то шептала ей в ухо, указывая картошиной на него. Лизка смеялась. Нет, не смеялась, скалилась, обтягивая зубы губами, глаза ее ничуть не смеялись, и была в них какая-то тайная, неприятная мысль. Карташову на миг стало не по себе. Но ему ли смущаться бабьего взгляда?

— Мужиков-то своих вы куда дели? — сказал он, сплюнув в костер вязкую винную слюну.

— На курорт отправили.

— В Устюг? — подхватили мужики.

— Туда, туда, пусть проветрятся.

— Ой, бабы, бабы, бойки вы стали.

— Ты где живешь-то? — под шумок спросил Карташов.

Она была застигнута врасплох этим вопросом. Лицо ее вмиг сделалось серьезным, настороженным.

— Смелый, что ли, — тихо сказала она, отвернулась и больше за весь обед ни разу не взглянула на него.

Обед кончался. Мужики пошли на поле, недавние их гостьи — к своему сараю. Весело переговариваясь, они смотрелись на ходу в единственное зеркальце и, ахая, оттирали губы и щеки от угольных пятен.

Зачем он оглянулся? Вместе с ним оглянулась и она.

«Надо будет подсесть к ним в машину, договориться путем», — подумал он.

разлился вдруг по полю сильный широкий голос. Это Валька Полымов включил свой транзистор.

Однако подсесть к ним в машину Карташову не удалось. Машина за бабами пришла вскоре после обеда, он опомниться не успел, как она уже пылила по проселку.

Уже давно не было видно ни муравьиных фигурок мужиков, копошившихся на поле, ни переезжавшего по полю словно игрушечного синего трактора с прицепом, давно машина свернула на бетонку и ходко пошла нырять и взбираться по богатой спусками и подъемами Ленинградской дороге, а Лиза все смотрела и смотрела назад. На душе было грустно и в то же время легко и свободно. Так в серый холодный день вдруг прорвется из-за облаков резкий луч солнца и озарит живым, радостным светом одинокую рощицу берез вдали. Не хотелось ни о чем думать, ни слушать, что бубнит рядом Анфиса. Хотелось просто смотреть вдаль. А что случилось? Да ничего. Поели картошки, посмеялись, а Мишку этого она, быть может, не увидит никогда больше, может, через неделю перестанет и помнить о нем.

А Анфиса опять принялась за свое: завела разговор о женихах. Обычно Лиза, весело потешаясь, высмеивала и одного за другим отклоняла многочисленных кандидатов Анфисы, но сегодня чем назойливей жужжала Анфиса над ухом, тем сильней закипало в Лизе не свойственное ей раздражение и злость. «Что за старуха! Впилась в меня, как клещ, со своими женихами. Уже который день».

Не ужившаяся с двумя мужьями из-за своего сварливого характера, Анфиса под старость приобрела повадки умудренной житейским опытом женщины, любящей всех поучать. С недавних пор ее особенно занимала мысль выдать работящую скромную и веселую Лизу замуж и погулять на ее свадьбе.

— Чего молчишь-то? — по-дружески нетерпеливо подтолкнула Лизу Анфиса. — Говорю, говорю, хоть бы к слову пристала.

— А чего говорить? — поглядев в сторону, где по далекому холму ползла тень облака, ответила Лиза и не удержалась: — У тебя одно на уме: увидишь мужика, вот, Лизка, тебе жених! На поле сегодня вышептывала: смотри, смотри, Лизка. Сейчас уж шофер какой-то появился.

— На поле! Ой! — натянуто, недоумевая, почему Лиза рассердилась на нее, засмеялась Анфиса. — Разве ж это мужики?! Калаголики! У них ни денег, ни черта. От получки до получки не знают, как дожить. Бригадир-то ихний…

— Он не бригадир, — вставила Лизина подружка Капа Поливанова, — я узнала.

— Ну, за старшего, он тут у них атаман, ишь, как на меня кинулся, когда я про вытрезвитель сказала. До сих пор шею повернуть неловко.

Лиза с Капой дружно расхохотались.

— Откуда ты, Анфиса, знаешь? Привыкла языком болтать, врешь на человека.

— Да что ты, Лизка, взбесилась сегодня? Чего знать-то, видать по нему: из вытрезвителя не вылазит. Пожилую женщину так лапать. А у шофера этого денег… — Анфиса многозначительно помолчала. — Машину, сказывал, собирается справить. Телевизор цветной есть. Квартира — не твоя хибара. Жены только и не хватает. Из себя тоже мужчина видный. Немного тебя постарше. Одевается так хорошо.

Лиза молчала. «Пусть болтает, не скажу больше ни слова».

— Так что, — ласково сказала Анфиса, — Елизавета Николаевна, может, устроить встречу? Не надумала?

— Отвяжись ты от меня, ради бога. Выйди за твоего жениха, а потом мучайся. На работе надоело матюги слушать да пьяные морды видеть, а тут еще своего заведи.

— Анфисушка-матушка, — обнимая Анфису, лукаво посмеивалась Капа, — ты старика-то своего турни, а сама шоферу под бочок. Телевизор цветной посмотрите — и в машину.