Бернардо и Клер движутся по маленькому лесу надгробных стелл и более получаса бесполезно ищут, пока, наконец, без сил облокачиваются на камень прямоугольной формы. Госпожа присоединяется к ним и довольная восклицает: «Видите, как просто было найти его!» И только теперь Бернардо понимает, что они прислонились к мраморному памятнику Одзу. Удивленные, они отходят от памятника, и им стыдно за свой слишком фамильярный жест. Они рассматривают голый камень, на котором едва различимы иероглифы. «Здесь написано „ничто“ — переводит госпожа. — Он захотел лишь это слово. Я вам сказала, что надгробие украшено „ничем“!»

Волшебное кладбище мы видели с Антониони в Азербайджане. За Баку есть пространство, покрытое нефтяными вышками. Водитель, который немного знает французские слова, в каком-то месте выехал на дорогу вблизи бесконечного пляжа, где скелеты покинутых лодок выступают из песка. Он показывает на скалы и рассказывает, как ребенком нырял с высоты этих камней прямо в море, которое теперь отступило на 200 метров, и каждый раз, когда ему случается проезжать по этому пляжу, у него возникает ощущение, что он под водой.

Мы приехали в необъятную степь Ум-Баку, покрытую сухой травой, песком и овечьими экскрементами. В центре — кладбище кочевников-мусульман. Ряд маленьких прямоугольников из мягкого камня. Скромные саркофаги, с наивными барельефами, рассказывающими о профессии умершего: ножницы, молотки, гвозди, швейные машинки, напоминающие черных птиц. Между могил в отдельной капелле похоронен великий святой Судж-Мамид. Перед дверью — белая скульптура сидящего верблюда, готового снова отправиться в путь со старым пророком. Воздух, полный звона, в котором сохраняется и далекий шум поезда, пересекающего равнину. Водитель говорит, что это лишь звуковой мираж, так ему объяснили. И действительно, здесь не ходят больше поезда вот уже 30 лет. Этот звук постоянно вытекает из большого камня, который вобрал в себя шум поездов прежних времен. Он ведет нас к этому камню. Масса, высотой в 3 или 4 метра, окруженная дрожащим и горячим воздухом, которая и воспроизводит шум идущего поезда. С восхищением мы смотрим на этот камень и на следы на песке, оставшиеся до горизонта от шпал и рельсов, вырванных и увезенных неизвестно куда. Все это напоминает отпечаток позвоночника гигантского доисторического животного.

XXII

ЧЕРБАЙОЛО

Несколько дней тому назад я побывал в святом месте Чербайоло, в нескольких километрах от Пеннабилли, там, где Апеннины принимают тосканский акцент. Чудотворный монастырь родился ранее тысячного года, там останавливались и святой Франциск, и святой Антоний. В 1966 году он еще пребывал в плачевном состоянии, но одна женщина из Равенны, исполненная веры, называющая себя сестрой Кьярой, стучалась в разные двери и сумела привести его в порядок. С сестрой Кьярой я отправился на маленькое, принадлежащее этому месту, кладбище. Квадратик земли, заросший травой, с двумя врытыми в землю крестами. Быть может, они стояли на могилах бедных монахов. Я постоял перед этими знаками из железа, на которых не было ни имен, ни дат. Сегодня они представляют всех умерших земли, и моего отца, и мою мать, да и меня самого, мертвого и лежащего в земле перед самим собой.

С давнего времени смотрю с нежностью на поржавевшие безымянные кресты старых кладбищ долины; сегодня, наконец, они заговорили со мной, дали понять их великую силу. Лишь скромным неброским предметам подвластно сделаться всеобщим символом смерти человечества, а не одного отдельного индивидуума. Я попросил сестру Кьяру не ставить на этом маленьком квадрате травы ни мраморных плит, ни надгробных памятников с надписями и портретами, достаточно железных крестов, они принадлежат всем. Хотелось бы собрать здесь и другие, разбросанные на забытых кладбищах кресты и создать единое кладбище поржавевших крестов. Сестра Кьяра сказала мне, что постарается помочь мне в воплощении идеи старого кладбища, хотя ему уже грозит погребение под водами искусственного озера.

XXIII

НЕВИДИМЫЕ ЦВЕТЫ

Довелось мне раза два побывать в Самарканде, ходить по пыльным улицам, где вышивают дерево дверей, дышать голубым воздухом мечетей, купола которых крыты мозаикой. Если случайно благоволящий к вам Бог перенесет вас в эти места, где царит аромат страниц великой книги «Тысяча и одна ночь», вы непременно попадете в какой-то момент в чайхану, стоящую на берегу небольшого озера и похожую на сарай из дерева, где вам дадут отличный чай, а если будет время дынь, то сможете попробовать их белую и душистую нежность.

Именно так и случилось — мы направились в мечеть Шахи-Зида после краткого отдыха на террасе чайханы. Шахи-Зида — мечеть с целым комплексом мавзолеев, среди которых один посвящен Биби-Ханум, самой любимой наложнице шаха, что умерла совсем юной.

Подходя к этому мавзолею, мы сразу заметили мальчика с оливковым цветом кожи, одетым во все белое. Он время от времени становился на колени и протягивал руки то к одной, то к другой трещине. В кладке стены мечети, их было великое множество. Его движения были полны осторожной грации, похожей на ту, когда стараешься незаметно приблизиться к бабочке, сидящей на цветке, чтобы поймать ее. И действительно, мальчик неожиданно сжал пальцы рук, срывая что-то, чего мы не видели. Гид сказал нам, что он собирал невидимые цветы. Эта блестящая трава, которую видел только он. Мальчик вручил невидимый букетик и моей жене, которая сделала вид, что приняла дар, сжимая в руке воздух, долго благодарила его.

Мальчика звали Рустам, его здесь все знали, он дарил свои невидимые цветы больным старикам, которые лежали на деревянных скамьях вокруг мавзолея. Это были люди, ждавшие милости и исцеления от юной Биби Ханум, которая отдыхала здесь вот уже много столетий. В день смерти молодой наложницы и старикам дано будет увидеть маленькие блестящие цветы, которые дарил им мальчик. Они напоминали стеклышки, похожие на те, которыми была отравлена Биби-Ханум ревнивыми женами, подсыпавшими толченое стекло в ее еду.