— Да, сейчас… боюсь перепутать…

Сказать по правде, Рысь уже и сама не могла точно назвать число, которое мысленно впопыхах скомандовала аппарату по изменению внешности. Но когда руку всё же пришлось вынуть из рукава куртки, вздохнула про себя с облегчением: на коже синела татуировка.

— Кривовато, — скептически оценил собеседник. — Нужно обратиться к твоему мастер-сержанту, пусть проверит настройки тату-оборудования. Пятьсот тридцать восемь четыреста сорок два семнадцать, ничего сложного, — объявил он, бросив беглый взгляд на номер Светланы. — Ты мой запомнил?..

Да уж, клону, организм которого стремится любыми путями заполнить чудовищную информационную пустоту в голове, определенно достаточно было единственного взгляда на незнакомый номер, чтобы запомнить его мгновенно и накрепко. Именно поэтому Рысь и старалась болтать поменьше — чтобы клон накрепко не запомнил странно ведущего себя собрата.

Тем не менее обучение в разведшколе тоже чего-то стоит.

— Конечно, запомнил, — уверенно ответила Светка. — Двадцать ровно — пятьдесят семь — восемьдесят один — двенадцать.

Запоминать длинные номера диверсантов учили по другому алгоритму, разбивая их на пары чисел. Такое проще откладывается в голове.

— Правильно, — сказал клон. — Значит, увидимся. — И тут же, не тратя больше времени на ерунду, смешался с толпой.

Светлана сразу связалась с Песцом.

— Братишка-один, предельное внимание, — сообщила она. — У них на предплечье под рукавом, оказывается, татуировка с личным номером. Прямо как в концлагере. Будь очень осторожен.

— Принял, сестренка-один, — откликнулся Пестрецов.

— Приходи, покажу, как выглядит татуировка, чтобы ты не напортачил с аппаратом для изменения внешности.

— Понял тебя, давай координаты. — Выслушав, как обнаружить Свету в зале среди совершенно одинаковых шахтеров, Песец сокрушенно добавил: — А ведь мы обсуждали, что разные клоны должны иметь какой-то личный признак, чтобы их хотя бы можно было отличать друг от друга. Скорее всего, индивидуальный номер. Но такого примитива — что номер татуируется на коже руки, — мы не ожидали. Действительно, как в концлагере… — Он хмыкнул. — Впрочем, ничего удивительного, учитывая, что это точно такая же фабрика смерти…

Между тем Казимир Витковский и Грейс Кюнхакль проникли на закрытую для клонов территорию как вольнонаемный персонал.

Лось точно знал, что ему предстоит искать, поэтому сразу обнаружил медицинскую часть.

Изначально было ясно, что это не вполне обычный госпиталь. Больные сотрудники, тем более клоны, сюда не поступали. Здесь содержались только женщины — очевидно, ради яйцеклеток для клонов. И чужак тут явно мог очень здорово влететь, потому что врачи такого питомника-инкубатора могли вести себя совсем не так, как обычные доктора.

Казимиру было хорошо известно из курса бихевиористики в диверсионной школе, что в таких случаях наглость — это лучшая политика: если у тебя есть официальный допуск на закрытую территорию и ты деловито и целеустремленно куда-то движешься, никто не станет спрашивать, кто ты такой, что делаешь в запретной зоне и куда вообще идешь — сотрудников слишком много и они наверняка периодически меняются, чтобы охрана могла как следует их запоминать.

К тому же большинство вольных работников воспринимает охрану как обслуживающий персонал — примерно как водителей и сотрудников клининговых агентств: они в упор не видят охранников, а те в отместку в упор не видят этих напыщенных индюков. Поэтому естественно ведущий себя работник не вызывает у охраны никакого интереса. Таковы человеческие инстинкты.

Именно такой линии поведения инстинктивно пытался придерживаться во дворе бандитского дома Пол Пятого, однако житейских знаний ему все равно не хватало — ему было невдомек, что неумелому офисному работнику вроде него практически невозможно выдать себя за криминального хичера, не зная мелких деталей образа.

Что касается Казимира «Лося» Витковского, бывшего специалиста по маскировке подразделения Звездных Горностаев, то у него как раз со знаниями был полный порядок. И правдоподобные детали он умел создавать как никто другой.

Единственное, что смущало поляка — это то, что он может не выдержать душевной муки и пойти вразнос. Такого с ним еще никогда не бывало. Он всегда с готовностью рисковал собственной жизнью во имя Отчизны, для него это был качественный героический адреналин вроде альпинизма или погружения с аквалангом для других.

Но в тот момент, когда он осознал, что Алену Амельскую похитили у него из-под носа, на несколько мгновений он совершенно обезумел и утратил контроль над собой. Не потому, что враг его переиграл, не потому, что был потерян важный для Империи гражданский.